Чертоцвет. Старые дети

Когда южные ветры снова прогрели месяц май, Матис обвенчался с вдовой намного старше себя. По пятам молодой четы семенили двое малышей. Позже на деревне говорили, будто Матис играет с девчушками в прятки, — дочки вдовы признали его за брата.

Вскоре после того, как у Явы с Якобом родился первый ребенок — Эва, случай заставил Яву с болью в сердце еще раз вспомнить о Матисе. Судьба так и подкарауливает, чтобы сделать человеку больно именно в тот момент, когда, казалось бы, все идет хорошо.

Ява успела привыкнуть к Якобу, славная девчушка гукала в люльке — так ведь надо же было Яве, наведываясь в корчму, брать там книги. В одной из них старый мудрый вируский певец поведал о войне и храбрых мужчинах, навечно покрытых доблестью и славой. Ява узнала, что высочайший правитель государства никогда не забудет своих храбрых солдат, выступивших против презренного врага и защитивших родину.

Душевный покой Явы был на некоторое время поколеблен. Почему Матис спрятался под крыло вдовы? Почему и он не мог пойти на войну? Чем плохо было бы там, в теплой стране, погромыхать ружьем?! Ява ждала бы Матиса. Он вернулся бы с войны героем, с крестом на груди — истинно царский приемыш.

Позже Ява навидалась этих героев Крымской войны, которых корчмарь без конца ругал. То и дело какой-нибудь увечный солдат копошился за дверью, со стуком перебрасывал через порог деревянную ногу, плевал на пол, садился развалясь за стол и непрестанно требовал водки — а у самого в кармане одна табачная крошка. Что ж, у людей сердце не каменное, кое-кто из хуторян ставил перед солдатом четушку. Но изрешеченный пулями воин даже за попойкой не отходил сердцем, чем больше он вливал в себя, тем злее становился. Однажды какой-то пьяный калека вынул голой рукой из очага уголь и ткнул своему благодетелю в бороду.

В ту пору Ява не встречала Матиса. По слухам, ходившим в деревне, жизнь его текла не плохо. Дети подрастали, вдова ткала ткань, на которой рдели спелые, как в августе, звезды. Ткань на нескончаемых основах должна была быть мягкой, теплой и вечной — так, вероятно, думала вдова.

Вдова уже давным-давно растит внуков, — возможно, она успела и забыть Матиса. Эва, дочь Явы и Якоба, в месяц цветения — май — перешагнула через порог родного дома и пошла, не оборачиваясь, с пылающим от нетерпения сердцем. Далек ли тот день, когда маленькая, беспомощно пока еще семенящая Катарина станет тетей, а сама Ява — бабушкой?

Наверное, не стоило бы через такой короткий промежуток времени перебирать в памяти старые события, если б не надо было закреплять новые основы и ткать новую ткань жизни. За ежедневными хлопотами кто мог разглядеть тот день, когда стало ясно, что хутор следует отдать наследнику Якоба!

Судьба расстелила перед Явой развилистую дорогу.

Яве отчетливо представилось далекое лето наводнения и день, когда она оттолкнула от берега корыто, чтобы отправиться за помощью в корчму. Она кинула взгляд на стоявших у колодца детей, на три сгорбленные фигурки, они, казалось, постепенно растворялись в дожде, которому не было конца. Эва, самая старшая, стояла посередке и держала за руку Коби и Сабину. Нестор попискивал тогда еще в люльке.

Якоб не видел первых шагов Нестора.

В Юрьев день следующего года, когда чужая лошадь завернула в Россу и Матис втащил в избу свои скудные пожитки, Эва стояла на середине комнаты, бледная, с горящими, как в лихорадке, глазами. Ява растерялась под взглядом дочери. Наверное, она боялась, что Эва бросится к дверному проему, раскинет руки и попытается преградить дорогу ящикам. Или ничком кинется на порог, чтобы грязные сапоги перешагнули через нее. Но в этот день Эва вела себя разумно. Матис успел стать на Россе своим человеком, когда Эва однажды спросила:

— Мама, почему ты пришибла отца?

С этого мгновения Ява все время ждала, что вопрос будет повторен.

Когда появился на свет первый ребенок Явы и Матиса — Таниель, Коби исполнилось семь лет.

Ява стояла во дворе, прижав ребенка к груди. Коби возник из-за угла дома, в руках хворостина. Ява открыла было рот, чтобы похвалить сына — она поручила Коби загнать в хлев теленка, и он хорошо справился с этим, — но в выражении лица мальчика было что-то чужое, в глазах застыла старческая мука. Волоча ноги, он направился через двор, поросший муравой, к Яве и вытянул шею, чтобы взглянуть в лицо сосущего грудь Таниеля. Ява наклонилась вперед — пусть Коби получше разглядит своего маленького братца, может статься — оттает, надеялась она. Ява ждала, что в глазах мальчика сверкнет смех, — ничего подобного не произошло. Коби сглотнул, прежде чем сказать:

— У меня нет отца.

В действительности он думал: ты убила моего отца Якоба, чтобы пустить в дом Матиса.

Прошло время. Вслед за Таниелем родились Симон и Мария. Бывало, Ява вопросительно смотрела на Сабину, она ждала, когда третий ребенок Якоба произнесет роковые слова. И вот когда Мария встала на ножки и начала с криком носиться по лужайке, Сабина решила, что теперь пришел ее черед. Однажды, с приглушенной злобой, она произнесла: