Чертоцвет. Старые дети

Но однажды ранним утром шум неожиданно усилился. Скрип послышался за домом, пронесся под окнами, нырнул под навес хлева и на мгновение словно канул там. Эва затаила дыхание: оси прямо-таки визжали, когда чужая телега заворачивала во двор. Только-только начало светать — с таким грузом и не подобало бы ехать под солнцем, на виду у всей деревни. На перекладинах навозной телеги, покрытых соломой, стонала и охала Роози. Иоханнес вскочил с постели и бросился во двор — его смертельно бледное от негодования лицо стало одного цвета с нижним бельем: хозяйскую дочь Виллаку, коли уж она заболела, можно было бы доставить домой и более достойным образом. Там, на хуторе в соседней деревне, где служила Роози, проживали знакомые люди. Так неужто сам хозяин не мог проводить Роози? Один только пентюх батрак, словно истукан, стоял посреди двора, рядом с лошадью, и держал в руках вожжи; он нагло сообщил, что его хозяева приказали убрать от них Роози. Перепуганная Эва с ужасом следила за Иоханнесом, который медленно сжимал кулаки и глядел по сторонам, ища дубинку. Эва успокаивающе положила руку на плечо мужа — первым делом надо было позаботиться о больной.

Роози начала пронзительно кричать, когда Иоханнес захотел поднять ее на руки, чтобы отнести в постель.

— Надо переложить на доску, — не разжимая рта, посоветовал батрак, — у нее, кажется, с позвоночником что-то неладно.

Тогда они притащили из избы длинную скамью, как-то переложили на нее Роози и привязали вожжами, чтобы больная не соскользнула, когда ее будут нести.

Батрак глядел в сторону и морщился, когда Эва и Иоханнес вдвоем суетились вокруг Роози, — помочь он не соизволил. Едва телега освободилась от груза, как мужик стал разворачивать лошадь, чтобы выехать на своей скрипучей повозке за ворота. Иоханнесу пришлось побежать за батраком — он хотел расспросить его, что стряслось.

Скоро вся деревня знала о том, что приключилось с Роози. Батрак оказался не так уж скуп на разговор, как можно было подумать вначале, когда он стоял на дворе Виллаку.

У Роози появилась скверная привычка забираться с хозяином на сеновал. Оба словно с ума сошли. Плотские страсти помрачили им рассудок. Стоило хозяйке накинуть на калитку обруч с наружной стороны, как Роози и хозяин спешили воспользоваться этим. Однако на хуторе нашлись преданные глаза, хотя бы те же девчонки, сводные сестры самого хозяина Юстина и Леэни, — и вскоре хозяйка узнала, какие мерзопакостные дела творятся на хуторе. И тогда она стала подстерегать случай, чтобы поймать виновных с поличным. Как-то раз она сделала вид, будто ушла из дома, на самом же деле, улучив момент, полезла по лестнице наверх и накрыла зарывшихся в сено Роози и хозяина. Вне себя от гнева хозяйка скинула Роози с сеновала. Волею судьбы девушка упала на камень — единственный на всем хуторском дворе.

Иоханнес привез из поселка лекаря. Но тот ничем не смог помочь, он лишь унял боль в спине. Встать на ноги Роози уже никогда не сможет.

Впоследствии Эва не раз кляла себя за несообразительность. Скрип телеги заблаговременно извещал ее о несчастье, почему она не сумела понять этого! Бесчувственная и глупая, ругала себя Эва. Она должна была сама, пусть хоть глубокой ночью, бежать через Долину духов в соседнюю деревню и забрать оттуда Роози домой, даже если б пришлось тянуть эту похотливую девчонку на привязи. Только б не случилось этой страшной беды.

Эва считала, что люди измельчали и стали более поверхностными. Утеряна мудрость прародительниц. Эва не слыхала, чтоб в былые времена случались такие жуткие истории, люди умели внимать предчувствиям.

Уже пять лет каждое утро Роози приходилось поднимать с кровати, сажать на стул и подносить ей ковш с водой, чтобы она ополоснула лицо и руки. Если б Роози могла хоть чуть-чуть наклоняться, чтобы вода не стекала ей с груди вниз. Без конца надо было менять ей перепачканные рубахи. Да и множество других трудностей незаметно прокралось на Виллаку в то утро, когда Роози, точно привязанную к скамье для порки, внесли в дом.

Ведь Роози была еще молодой женщиной, лишь на несколько лет старше Эвы. Какие муки должна была претерпевать ее бедная душа — вечно приходилось зависеть от кого-то, ни жизни, ни радости. Слава богу, что хоть руки у нее двигались. Роози только и делала, что шевелила спицами. Длинные зимние вечера уходили у Эвы только на то, чтобы прясть и сучить для Роози шерсть. Одна беда — из-под пальцев Роози с каждым годом выходили все более странные носки. Поначалу Роози вязала вполне пригодные носки, затем ей это надоело. Она сказала, что мысли у нее длиннее, чем носки.