Чертов angel

— Милый, ты сто восьмой в списке. Надо тебя переместить на двадцатое место, — вытирая пот со лба.

— Жрать хочется.

Последнее замечание на время остановило изыскания. Ирина бодро прошлепала к холодильнику и в испуге замерла. Там зеленело шевелящейся паутиной тело покойного сыра. И — больше ничего. Вспомнив про Нюсю, она было засомневалась, стоит ли сейчас напрашиваться в гости. Потом зло прихлопнула массивную дверь холодильника, впечатленная воспоминаниями гастрономических изысков Нюсиной кухни. Незаслуженно обделенный желудок отчаянно взвыл.

От волнения ее голова немного кружилась. Быть или не быть? Пожрать или поспать? Ирина взвесила все «за» и «против» и решилась. Большими глотками осушила стакан воды. Наспех приняла душ, надела самое миленькое нижнее белье. Вопреки здравому смыслу надушилась, почти уверенная в неправильности содеянного. Залпом выпила снотворное, вообразив давно и горячо любимого Шона О’Коннери. Приняв изысканно-пикантную позу, расположила себя на кровати. И провалилась в томительный сон.

Спустя некоторое время из спальни донеслась отчаянная сдавленная ругань, сопровождаемая пронзительным бурчанием голодного желудка.

* * *

В это же самое время Нюся пригласила Кото прошвырнуться по магазинам, плотность которых на душу населения превышала в городке разумные пределы. Их развелось великое множество, примерно по одному на десяток жителей. Это если учитывать однодневных младенцев и стогодовых стариков.

Многочисленность торговых оазисов планомерно привела к вполне понятной проблеме. Владельцам, большей частью происходящим из бывших республик, приходилось извращаться по части привлечения внимания со стороны горожан, не ожидавших такого нашествия. На вывески, рожденные отчествами, типа «Михалыч», публика уже не клевала. Тем более что каждый мог удостовериться в полном отсутствии российского духа внутри заведения.

На рабочей окраине наибольшей популярностью пользовались громадные призывы заглянуть «На огонек» и «Уважаемый», так как перед ними красовались наспех сколоченные столики, подступы к которым были усыпаны раздавленными белыми пластиковыми стаканчиками.

Жгучие представители руководства данными благами цивилизации регулярно выглядывали из дверей, чтобы удостовериться в безудержном безобразии, которому ежедневно предавался простой трудовой люд. Показательно — именно «На огонек» и «Уважаемый» первыми додумались отпускать товар в кредит. Продавцы вели учет на простынях из оберточной бумаги, записывая суммы, пропитые загодя.

— Смотри, строчка уже закончилась! — предупреждали нерадивого завсегдатая.

— В среду — как штык, — задорно ответствовал должник, засовывая в карман куртки драгоценную поллитру. — А, давай мне еще вон тот пирожок с капустой! И пачку Петра. Черного!

Часто у столиков случались мероприятия батального свойства. Почему-то преимущественно с участием дам, одутловато-сизый фасон лиц которых не оставлял сомнений в их образе жизни. Мордобои жутко радовали хозяев магазинов. Все пять совладельцев тут же проявлялись поблизости, чтоб молча насладиться видом на принятие грязевых ванн.

Естественно, Нюся в такие заведения не заходила.

Невзирая на численность, все магазинчики страдали удручающе одинаковым ассортиментом. Глядя на традиционные волосатые куриные ноги в пластиковых ванночках, стыдливо прикрытых этикетками, на перемороженное до трухлявости мясо невиданных животных, позиционируемых как коровятину, на дурно пахнущих оскаленных селедок, атакуемых сочными мухами, Нюся почему-то вспомнила сумбурные годы перестройки, когда практически все горожане ринулись на импровизированные рынки продавать кто что горазд. Работали в бешеном темпе, норовя угнаться за судорогами инфляции, производили, перекупали, жульничали, но не опускались до лепки мясных деликатесов из сои. Тогда кулинарный бал правили ларьки, возведенные из чего бог послал.

Смена алчных чиновников сопровождалась закономерным изменением внешнего вида палаток, постепенно деградировавших в легион магазинов.

Кстати говоря, последнее архитектурное решение ларьков до сих пор плотным стадом скучало на пригородном участке какого-то особо рачительного хозяина, тщетно ожидающего бума на его сокровища. Пока трепещущие покупатели не осадили ларьковладельца слезными прошениями уступить им вожделенные торговые точки, он ажиотажно стаскивал на свободную часть приватизированной земли покореженные автомобили, ржавые до изумления. Преобладали «Жигули» первых моделей и угрюмые мордастые зеленые грузовики. Память о немыслимом дефиците продукции отечественного автопрома навеки засела в мозгу собирателя с начала семидесятых годов прошлого века.

«Вот погодите, придет мой час, такой жор на эти машины будет, закачаетесь! — пророчески парировал он нападки легкомысленной молодежи. — Я — не вы. Я сам все починю и продам. Это же не хрен собачий, это — машины!»

До сей поры починка сводилась к перекладыванию куч металлолома из одного непроходимого угла в другой. Текли дни, годы, теперь кучи приобрели такой угрожающий вид, что отбили всякую охоту к ним прикасаться.