Чертов angel

Глушь была не только несусветная, но и изобилующая всеми прелестями пересеченной местности. Местность пересекали труднопроходимые преграды всевозможных зловещих типов. Были водные, в виде коварных ручьев, были глубокие лужи с таящимися в их мутной водице огромными булыганами. К преградам можно смело отнести — и отсутствие указанных на карте мостов, уничтоженных трудолюбивыми тяжелыми лесовозами. Юный козел, сыто урчащий двигателем, приостанавливался, словно оценивая обстановку, а потом одним махом преодолевал очередную самодовольную гадость. Только брызги широким веером ложились по обе стороны машины, вызывая восторженный визг Олега.

— Такую красоту надо непременно сфотографировать, — постановил полковник.

Неохотно Нюся выбралась на дорогу, состоящую из двух наезженных полос, между которыми кустилась упорная трава. Девушку одолевали сомнения в целесообразности полковничьей затеи.

— Не волнуйся, если промажешь, то устроим второй дубль!

Нюся не промазала, промазал полковник. Окатив фотографа с ног до головы жидкой рыжей грязью, машина умчалась в лес.

Отряхиваясь, Нюся ругалась на чем свет стоит. Снимки получились зрелищные. На одном козел смотрелся что надо, не хуже крейсера на рейде, а второй — сплошные потоки грязи, сквозь которые просвечивало солнце.

— Хорошо, что объектив не загубили, поганцы, — встретила Нюся притихших экспериментаторов.

— А фотки — супер!

— Давай второй дубль, только, чур, за руль сяду я.

— Может, не надо?

— Надо, Федя, надо!

Олег еле отговорил пылающую праведным гневом Нюсю от покушения на камуфляж Сергея.

Местом назначения оказался берег дивного озера. Где постоянно проживал заросший по самые брови дед-лесовик, окрещенный Кузьмичом. Прозвище вне всяких сомнений было бессовестно стырено из известного фильма про охоту, после которого в стране появился целый легион хороших мужиков с таким народным псевдонимом.

Кузьмич по характеру был из породы этаких добрых дядюшек, но это не помешало ему отслужить в силовых структурах, откуда он несколько лет назад ушел в отставку, чтоб воплотить свою давнишнюю мечту в жизнь. Презирая цивилизацию и все, что с ней связано, он не задумываясь поселился в заброшенной деревне, на берегу бескрайнего озера, усыпанного разнокалиберными островами.

Его не смущало, что поначалу мечта оказалась лишенной даже такого блага, как электричество. Не говоря про магазин. Продукты завозились предприимчивыми полужуликами в соседнюю деревню методом автолавки. До которой приходилось шлепать пехом пять километров, невзирая на превратности погодных условий. А условия были еще те. Озеро жило своей обособленной жизнью, минимум раз в неделю притягивая к себе стада грозовых облаков.

Отставник возвел в деревне оазис относительного благополучия, дальновидно предполагая, что его бывшие сослуживцы охотно будут останавливаться погостить. А для поддержания в них неистребимого желания заявиться в гости он периодически посылал им фотографии отловленной рыбы и подстреленной дичи, прикладывая к трофеям линейку, чтоб видели, какие монстры водятся в Кузьмичевских угодьях. В результате таких нехитрых уловок практически нежилая, издыхающая деревенька с весны до осени превращалась в шумный постоялый двор для охотников и рыболовов. Такие новости, как изобилие дичи и рыбы, действуют безотказно. Даже на тех, кто не знает, с какого конца браться за удочку или ружье.

Пропитанный духом дисциплины, Кузьмич установил в своей вотчине строгие правила. Каждое утро над домами по специальной жердине возносился в воздух государственный флаг России, почему-то под музыкальное сопровождение в исполнении Михаила Круга. На подвластной Кузьмичу территории действовал сухой закон, усугубленный запретом курения в лесу. Как высматривались нарушители, никому достоверно не было известно, но ослушников неизменно уличали, изгоняя безо всякого снисхождения.

Дворовый интерьер состоял из невероятного «многорожья». Так обозвал Олег кусты из лосиных рогов, уложенные пышными клумбами. Кроме хозяина на импровизированной базе отдыха проживал грустный дядька, на которого запрет не пить распространялся только частично. Дядька целыми днями ничего не делал и оживлялся, только когда умудрялся раздобыть выпивку у самогонщицы из соседней деревни. Грусть приживальщика была обусловлена исключительно невозможностью выпить, но не отсутствием личных вещей. У него не было ничего своего, даже одежды.

— Где ты его раздобыл? — спросил полковник.

— А, ты про этого? Генерал столичный. Два года назад был такой толстый, не поверишь. Как кабан, только с усами. Дом в деревне купил. Переплатил — жуть. Тут хату дороже чем за двадцать пять тыщ рубликов не торгуют. А этот сто шестьдесят отвалил. Его устрица одна облапошила. Взяла за десять — продала сам знаешь за сколько. Ловкая дамочка. Москвичи, одно слово. Так вот, генерал наш поначалу барствовать стал. Полы ему девки деревенские моют, стирают, дрова колют да печь топят. Он им работу оплачивает. Все по-честному, без баловства. А он похаживает, посматривает да праздники учиняет.