— Матфий! Они пришли за нашей девочкой! — кричала она отцу, которого повалили четыре мужчины, удерживая лицом к земле.
— Подонки, не трогайте ее! Она ещё совсем ребёнок! — царапая землю, яростно отбивался локтями апостол.
Лапы тряслись, дыхание прерывистое и тяжёлое. От боли разрывало легкие. Шатаясь, я сделала ещё один шаг вперёд.
Выстрелы, шум лопастей вертолёта, крики — все превратилось в сплошную какофонию. Но что-то внутри меня щелкнуло, когда матери все же удалось вырваться из рук державшего ее спецназовца. Широко распахнув глаза, она побежала мне навстречу. Я видела ее чистые голубые глаза, полные ужаса в перемешку… с любовью, с любовью к своему ребенку!
Но мужчина догнал ее и грубо дернул за локоть, от чего мама упала на колени, ободрав нежную кожу до крови. Яростно взревев, я встала на задние лапы, громко зарычав так, что задрожала земля.
Жажда крови наполнила мой разум: уничтожить того, кто причинил боль близким.
Взмахнув хвостом из кончика которого начало разгораться пламя, я ударила им по плечу рядом стоящего военного. С громким криком он схватился за обожженное место. Воздух пропитался стонами боли и запахом крови.
Уничтожить всех.
Я бросилась из стороны в строну, раскидывая всех, кто смел подойти ко мне близко. Из динамиков вертолёта зазвучал громко сигнал “SOS”.
— Объект вышел из-под контроля! Прошу подкрепления! Приём!
Это были последние слова пилота.
Изловчившись, я пригнулась и резко прыгнула, сбивая вертолёт. Словно игрушечный, тот упал вниз на землю, разлетевшись на многочисленные детали. Кругом творился самый настоящий ад.
Сверху меня упало нечто, что заставило припасть к земле от дикой боли. Я тут же забилась в агонии, чувствуя, как мою плоть поливают пламенем или же кислотой. Приоткрыв глаза, я увидела сеть. Они все же накинули ее на меня.
Почти не дыша, и не имея возможности приподняться даже на миллиметр, беспомощно зарычала, мечтая вырваться на свободу.
Перед моими глазами появились ботинки. Чёрные, с аккуратно завязанными шнурками. Взгляд прошёлся выше, пока, наконец, не остановился на лице Филиппа.
Папин коллега!
Дядя Филипп, я знаю его с детства. Я попыталась что- то сказать, но вместо речи лишь вырывались прерывистые звуки. Филлип навёл на меня какой-то аппарат, секунда и мои глаза ослепила яркая вспышка света, заставляя дернуться и замотать головой, насколько это было возможно в моем положении.
Апостол поднёс аппарат выше к глазам, и широко распахнув их, метнулся взглядом обратно на меня. Электронный голос из аппарата громко оповестил:
— Идентификация! Объект — Люция Феррата.
Сглотнув, мужчина потрясено опустил руку вниз, пальцы его задрожали и он выбросил прямо на землю индетификатор. Схватившись за голову, он горестно застонал,
— Прости, Люция! Прости нас всех.
Подняв голову, мужчина смежил веки и из его глаз пролились скупые слёзы, я как зачарованная смотрела, как они текут по мужской заветренной щеке. Вдруг апостол резко наклонился и установил какой-то датчик на сетку, окутывающую меня с ног до головы.
Выпрямившись, так прямо, словно проглотил палку, апостол громко произнёс:
— Люция Феррата, ты изгоняешься из Эдема по своей родовой принадлежности. Отныне и на всегда тебе закрыта дорога в Эдем. — мужчина сглотнул, будто что- то мешало ему говорить. — Немедленная депортация не подлежит обжалованию.
После этих слов я потеряла сознание, уносясь в тёмную непроглядную черноту, которая встретила меня, нежно подхватив в свои объятия.
....
— Мама!
Я села в постели, с дико колотящимся сердцем. Паническая атака захватила весь мой организм.
Ужасно дикий, страшный сон, не дай бог такой увидеть кому-то. Я тут же настороженно оглянулась по сторонам.
Большая комната, велюровые стены бордового цвета, мебель из черного дерева дорогих пород.
Где я?!
Я что, в театре?!
С удивлением посмотрела на зелёные тяжелые шторы в стиле рококо. Что за странный интерьер шестнадцатого века? Может я была в музее и…
Соскочив с огромной постели заправленной шелковым бельём нежно персикового цвета, удивлено посмотрела на свой наряд: длинная, почти до самых пят сорочка, с нежными рюшами по краю.
Прежде, чем я успела сделать хоть шаг, в дверь постучались и она распахнулась.
В помещение вошёл симпатичный мужчина. Тёмные курчавые волосы, чёрные глаза и полные яркие губы. Я смущённо замерла, глядя на незнакомца. Тот, будто мы давно знакомы, поклонился в приветствии.
— Кто вы? — несмело спросила я.
Выпрямившись, мужчина гордо поднял подбородок.
— Иуда Фаддей! — слегка помедлив, он добавил, растягивая губы в искренней радостной улыбке: — Добро пожаловать домой, ваше величество!
Глава 17
Дочь Люцифера
Виллему Лайм
О дочь Люцифера, что с Вашим лицом?
Печали вуаль закрывает Ваш взгляд.
Ваш медленный страх на мраморно-злом
Портрете, что вечно Вас тянет назад.
Вы в зеркало смотрите, словно в стекло,
Что крышкой накрыло зловещий портрет.
Не Ваш там отец, это Ваше лицо.
Браслеты на Вас и атласный корсет.
Глаза, как у кошки горят в темноте,
На бледной ладони рыдает свеча.
Невинно прекрасны в своей слепоте,
О дочь Люцифера, сестра палача.
Над правым плечом возвышается крест,