– Чепуха! – нервно сказал Сандунов. – Бабьи сказки! Петр Алексеевич уж нашел бы способ вырваться из проклятого дома и прямиком отправился бы в ближайший кабак. Он ведь большой был любитель выпить.
Крылов и Агата Карловна тревожно перегля-нулись.
– Вот! – сказала Жемчугова, передавая Ивану Андреевичу пожелтевший лист бумаги. – Прочтите. Автограф императора.
Крылов с трудом разобрал почерк – царь писал как курица лапой, почти без пробелов, вынося иные слоги поверх строк, кривыми линиями. Но в конце концов Крылов разобрал написанное:
«Кн. Черкасскому Алексею Михайловичу. Для постройки обители найми людей из дальних городов. Да постоянно их меняй, чтобы ни один так и не понял, что строят. А потом отошли их обратно. Как будет готово – скажи мне либо Брюсу. А потом – забудь. И я твоей верности не оставлю. Петр, 1718, октябрь».
– Да, как я и предполагал, – задумчиво произнес Иван Андреевич, возвращая записку.
– А нет ли в этой папке чертежей самой обители? – спросила Агата. – Вдруг и они сохранились тоже?
– О нет, – рассмеялась Параша. – Но, может, и к лучшему? Какая тайна, если есть чертежи? Но есть план усадьбы…
Она снова перелистала бумаги в папке и наконец вынула свернутый вчетверо плотный лист. Он оказался планом, начерченным умелой рукой. Крылов сразу узнал и церковь, и дом, на крыльце которого они сейчас были. Неподалеку виднелись прямоугольники крестьянских дворов. Еще был пруд за домом, какие-то постройки.
Тонкий палец Жемчуговой прошелся вдоль одной из десятка тропинок, обозначенных на карте, к самому краю листа. И уперлись в пустое пространство.
– Вот здесь, – сказала она. – Смотрите… Только туда не проехать в экипаже, дорога нехоженая, заросла кустами и деревьями. А по такой погоде…
Иван Андреевич достал блокнот, к которому тонкой цепочкой был прикреплен графитовый карандаш, пролистал несколько страничек с своими записями и быстро перерисовал как умел план, согласно которому можно было отыскать и нужную тропинку, и сам дом.
– Я помогла вам? – спросила Жемчугова.
– Очень!
Она кивнула:
– Хорошо. Пожалуй, это единственное стоящее дело, которое нам с Силой Николаевичем удалось. Что вы хотите отыскать в Чертовом доме?
– Э-э-э… – промямлил Крылов, но неожиданно ему на помощь пришел Сандунов. Он погрозил пальцем:
– Небось хотите осмотреть место, чтобы потом написать какую-нибудь остренькую пьесу? Что-нибудь душераздирающее?
– Точно! – с жаром подхватил Иван Андреевич. – Точно так! Есть у меня идея переделать для театра историю про пана Твардовского.
– Кто это? – удивилась Параша. – Я все больше народные сказки знаю, которые мне маманя с тятей рассказывали. О царевиче Артобазе Хиразовиче, о Заиграе-королевиче, о Вихоре-королевиче, о Ивашке-Медвежьем ушке, о Брунцвике-королевиче.
– Да, – кивнул Сила Николаевич. – Любит у нас народ королевичей. Да еще и имена им придумывает… как вам Абидалам-королевич? Или королевич Острион? А еще ведь есть и Остромонос-королевич.
Тут вдруг заговорила Агата, до тех пор молчавшая.
– А я любила про Остромоноса. Как он заблудился в лесу и попал в пещеру Бога ветра. Там еще был Еольский остров веселья. И как Остромонос-королевич думал, что провел на острове всего три дня, а прошло три года.
– Очень кстати вы про Остромоноса вспомнили, – сказал Крылов. – Если помните, когда он возвращался в свое королевство с этого острова, то попал в руки старика, имя которому было Время. Старик схватил королевича и обвинил в обмане. А потом и умертвил. Так вот, нечто подобное происходило и с паном Твардовским, который был лях и жил в Кракове. Поляки считают его за своего ляшского доктора Фауста. Он якобы продал душу дьяволу, подписав кровью договор, и много лет пользовался услугами специального беса, а потом хитростью расторгнул договор. Но дьявол все же подловил пана Твардовского и потащил его в ад. Тогда хитрец запел псалом, отчего ангелы начали возносить его на небо, как раскаявшегося грешника. Однако и грехи не отпускали. Так и завис пан Твардовский между небом и землей. Говорят, его и сейчас в ясную погоду можно различить, болтающимся точкой высоко в небе в ясную погоду.
– Но не в такую, как сейчас, – устало улыбнулась Жемчугова. – Сила Николаевич, дай мне руку, поедем обратно к графу несолоно хлебавши. – Она оперлась на руку Сандунова, начала вставать, но вдруг покачнулась и осела обратно на ступени – без сознания. Сила Николаевич буквально рухнул рядом, не давая Параше упасть на спину.
– Что с ней? – спросила Агата.
– Помогите, – потребовал Сандунов. – Придержите ее, чтобы я мог устроить ее удобнее.
Иван Андреевич бросился на выручку, в то время как Агата порылась у себя в лифе и выудила склянку. Выдернув пробку, она поднесла к носу Параши едко пахнущий пузырек. Жемчугова вдруг закашлялась и открыла глаза. Она ничего не сказала, только жалобно посмотрела на Крылова, как будто смущаясь своего обморока.
– Я позову вашего кучера, – пробормотал Крылов. – Вам нужно как можно скорее вернуться в свой дом, к грелкам и жаровням. Вы очень бледны.
Но Жемчугова выпрямила спину и осторожно встала.