Чертов крест: Испанская мистическая проза XIX - начала XX века

Незаметно пролетел еще один год. В полутьме храма, на хорах, настоятельница монастыря Святой Инессы тихо, вполголоса беседовала с дочерью маэстро Переса. Церковный колокол стонал гулко и резко, надтреснутым голосом, с высоты своей созывая прихожан к вечерне. В тот час было еще малолюдно. Редкий прохожий заглядывал в храм, торопливо вступал под молчаливые своды нефов, на миг приникал к источнику святой воды у входа, а затем отправлялся искать местечко поудобнее, присоединяясь к соседям, которые в безвольном спокойствии уже ожидали начала праздничной мессы.

— Поверьте мне, — начала аббатиса, — страхи ваши — чистейшее ребячество. Сейчас здесь нет никого. А вечером в храме соберется вся Севилья, набьется толпа. Прикоснитесь к орг'aну, потрогайте его, отбросьте малейшее недоверие, мы ведь в своей общине, кругом только свои… Ну же!.. Однако вы все еще молчите, непрестанно вздыхаете. Отчего? Что с вами?

— Мне… мне страшно! — взволнованно воскликнула девушка.

— Страшно? Что же вас страшит?

— Не знаю… одна удивительная вещь… Вчера вечером… послушайте, вы и сами знаете, как я желала именно сегодня играть здесь на орг'aне, и вот, в тщеславной гордыне направилась я к инструменту, дабы тщательно осмотреть его, подготовить и настроить регистры, лишь бы приятно удивить вас… Поднимаюсь на хоры… в полном одиночестве, распахиваю дверцу, ведущую к орг'aну… Часы на башне собора пробили… уж и не припомню, который час… Помню только, колокол монотонно отбивал время долго и печально… очень долго… колокол все не умолкал, а я стояла недвижимо, будто меня пригвоздили к порогу, казалось, прошел целый век, целая вечность.

Церковь безлюдна и темна. Там, вдалеке, словно одинокая звезда на пустынном ночном небосклоне, едва теплилась лампада в алтаре… В ее тусклом, неровном свете полутьма явила мне полные ужаса тени, в одной из них я различила… увидела… узнала… матушка, поверьте, увидела мужчину, в безмолвии склонившегося над орг'aном, он сидел спиной ко мне, одна рука скользила по клавишам, другая перебирала регистры… а орг'aн… орг'aн, отзываясь на невесомые прикосновения, пел, пел невыразимо. Каждая нота, рождаясь в металлическом чреве труб, словно далекий и долгий плач, трепетала сдавленным эхом, звучала глухо, тихо, едва различимо, но звучала, явно звучала.

Часы на монастырской башне все так же монотонно, без устали отбивали время, руки человека все так же без устали скользили по клавишам орг'aна. Я слышала его дыхание.

Ужас холодил кровь в моих жилах, тело мое объял лютый холод, а виски пылали. Хотела закричать, но не смогла. Мужчина обернулся, бросил взгляд… Нет! Не то! Он не мог бросить взгляд: слепой. Это был мой отец!

— Дочь моя, оставьте эти глупые фантазии, которыми враг человеческий смущает нестойкие умы… Молитесь, прочитайте один раз «Отче наш», один раз Ave Maria, помолитесь святому Михаилу, вождю небесного воинства, чтобы уберег он вашу душу от злых демонов. Наденьте ладанку с частицей мощей святого Пахомия, заступника, защитника от искушений и земных страстей. Полно, ступайте на хоры, к инструменту. Месса вот-вот начнется, прихожане уже в нетерпении ожидают ее. Батюшка ваш, несомненно, пребывает на небесах, оттуда он взирает на вас и, вместо того чтобы вселять страх, снизойдет с небес, дабы вселить в дочь свою благоговение пред торжественностью службы, снизойдет и внушит вам смирение и благочестие.

Настоятельница заняла место на хорах среди паствы. Дочь маэстро Переса трясущейся от волнения рукой отворила дверку, ведущую к орг'aну, устроилась у инструмента; месса началась.

Служба текла спокойно и размеренно, ничто не нарушало ее плавного хода, пока не пришел час обряда освящения Даров. И тогда вступил орг'aн. Едва он зазвучал, в тот же миг, заглушая голос инструмента, послышался полный ужаса крик. Вскрикнула, отрывисто и дико, дочь маэстро Переса. Настоятельница, монашки, кто-то из толпы — ринулись к орг'aну.

— Смотрите, смотрите! — восклицала девушка, не отрывая взгляда своего от скамейки перед инструментом.

Мгновение назад она еще сидела на ней, а теперь в ужасе вскочила, отпрянула, пальцы ее судорожно сжимали перила.

Все обернулись к орг'aну. Ни у инструмента, ни рядом с ним не было никого. Пустота. Однако непостижимым образом орг'aн продолжал петь… петь так, как могут петь только архангелы: неземную песнь горнего ликования и неизъяснимого блаженства.