Чертов крест: Испанская мистическая проза XIX - начала XX века

— Погодите, дайте мне договорить… Сказать, что жир, который они достают, ни для чего не годится. Что вы должны собственноручно сделать операцию, и, стало быть, пусть вам приведут девушку живой и невредимой, и, когда она была бы у вас в безопасности, мы помогли бы правосудию задержать и покарать злоумышленников… Разве вам не ясно, что эта девушка — существо, от которого жаждут избавиться, которое им мешает, то ли потому, что это лишний рот, то ли потому, что после ее смерти можно получить наследство? Вам не приходило в голову, что на подобное злодеяние не решаются единым духом, оно зачастую вынашивается и зреет в мозгу долгие годы? Девочка обречена на смерть. Ничего другого. Поверьте, сейчас…

И каноник, размахнувшись табакеркой, выразительно изобразил удар по затылку.

— Каноник, вы убиваете меня! Кто же спит в такую ночь? Я сейчас же седлаю кобылу и отправляюсь в Торнелос…

Оглушительный удар грома совсем рядом подтвердил, что решение аптекаря невыполнимо. Ветер ревел, а дождь яростно хлестал и барабанил в стекла.

— И вы утверждаете, — спросил дон Кустодио в изнеможении, — что они будут способны на подобное злодейство?

— На любое. Они способны придумать такие, что и вовсе неизвестны. Невежество непобедимо, это — родная сестра преступления.

— Ну вы-то, — заключил аптекарь, — всегда говорите, что невежество вечно.

— Ах друг мой, — ответствовал обскурант. — Невежество — зло. Но зло необходимое и вечное на этом свете, в этом подлом мире! Мы никогда не сумеем избавиться ни от зла, ни от смерти.

Ну и ночь провел честный аптекарь, который в представлении простого люда был ужасным чудовищем и два века назад был бы, скорее всего, осужден по обвинению в колдовстве!

На рассвете он оседлал белую кобылу, на которой ездил верхом по округе, и направился в Торнелос. Мельница должна была служить ему ориентиром, чтобы быстрее найти то, что он искал.

Солнце только-только появилось на небе, которое после бури было безоблачным и чистым особой светящейся чистотой. Дождевая влага, покрывавшая траву, уже испарялась, и небесные слезы, пролившиеся ночью на заросли ежевики, должны были высохнуть. Не слишком холодный, прозрачный чистый воздух постепенно пропитывался слабым ароматом, которым веяло от мокрых сосен. Черно-белая сорока прыгнула почти под ноги коню дона Кустодио. Заяц выскочил из-за кустов и с перепугу вприпрыжку промчался мимо аптекаря.

Все предвещало один из тех прекрасных зимних дней, которые случаются в Галисии после ненастной ночи и полны несравненной прелести; аптекарю, проникшемуся этой радостью бытия, стало казаться, что все происходившее накануне было бредом, трагическим кошмаром или одной из сумасбродных выходок его друга. Как это кто-то может убить кого-то, да еще таким варварским, бесчеловечным способом? Безумие, нелепость, фантазии каноника. Полноте! На мельнице, верно, сейчас готовятся к помолу зерна. Из храма Святой Минии легкий ветерок доносил серебряный звон колокола, сзывавшего к ранней мессе. Все вокруг являло собой мир, любовь, безмятежный покой…

Дон Кустодио почувствовал себя счастливым и веселым, как мальчишка, и мысли его изменили свой ход. Если девушка, из которой хотели добыть жир, миловидна и скромна… он заберет ее с собой, к себе в дом, избавив ее от печальной неволи, от той опасности и бесприютности, которые преследовали ее… А если она окажется доброй, честной, простодушной, стыдливой, не то что эти две шалые: одна из них сбежала в Самору[88] с сержантом, а другая спуталась со студентом, и в конце концов случилось то, что должно было случиться, и она была вынуждена исчезнуть… Если маленькая мельничиха не такова, а, напротив, олицетворяет тот нежный образ, о котором иногда мечтал закоренелый холостяк… тогда… кто знает, Кустодио? Ты еще не так стар…

Погруженный в эти приятные размышления, он отпустил поводья… и не заметил, как потихоньку все дальше и дальше углублялся в лес, оказавшись в глухой дремучей чаще. Он обнаружил это, когда проехал уже значительный отрезок пути… Всадник повернул обратно, чтобы возвратиться той же дорогой, но ему не повезло, так как он снова сбился с пути и оказался в диком скалистом месте. Неизвестно почему, у него сжалось сердце в приступе необъяснимой тоски.

Внезапно тут же, под лучами солнца, сияющего, чудесного, примиряющего человека с собой и с самим существованием, он увидел вдали какой-то неясный предмет, мертвое тело, тело девушки… Ее голова была склонена набок, и взору открывалась ужасная рана на шее. Грубый «фартук» покрывал груду изувеченных, расчлененных и очищенных от жира внутренностей; кругом кровь, слегка смытая дождем, истоптанные трава и бурьян, а окрест величавая тишина горных вершин и укрытых от глаз сосновых лесов…

IV