Чертов мост, или Моя жизнь как пылинка Истории : (записки неунывающего)

Мостоотряд должен был следовать за механизированной колонной, отсыпавшей путь, но он обгонял ее и действовал самостоятельно. И когда я ехал по трассе на машине, то частенько наблюдал на первый взгляд нелепую картину: среди глухой степи стоит уже построенный отрядом мост через какой-нибудь ручеек или речку, а полотна, которое еще предстояло отсыпать, не было.

Обычная картина работы мостоотряда: идет бульдозер, разравнивая дорогу, за ним трактора тянут огромную трейлер-платформу на множестве колес, на которой лежит конструкция будущего моста весом, примерно, в 40 тонн. За платформой — машина с народом и кран. Вот и вся механика.

Мне кажется, я понял тогда психологию строителя. Все определяет металл, цена его. Например: тонна рельсов стоит 700 рублей (в ценах 1958 г. — А.С.). Или возьмем ту же конструкцию — все равно — металл! Это выгодно строителям. Вал! Отсыпка же кубометра земли — 7 руб. 60 коп. Поэтому все, что связано с металлом, — желанная, «настоящая» работа. Например, укладка рельсов. Я видел ее. Это почти балет. Путеукладчик подает готовый отрезок пути, рельсы на шпалах, опускает их на полотно, дальнейшее в руках группы мастеров. Но что является истинно божьим наказанием, неинтересным, невыгодным — это строительство пристанционных зданий, станций, жилых домов, клубов, школ и прочего, что всегда строится в последнюю очередь, кое-как. И недавнее строительство БАМа только лишний раз подтвердило эту печальную традицию.

Железная дорога должна была преобразить весь этот край. Но у нее свои законы. Взять, к примеру, Уч-Арал, захудалый райцентр Талды-Курганской области. Он еще существует, действуют официальные учреждения, но рука Истории начертила свои знаки — путейцы обошли Уч-Арал, станция будет километров пятнадцать в сторону, и, конечно, жизнь будет развиваться именно там.

В столовой Уч-Арала я познакомился с несколькими работниками геологической партии, работавшими в горах Барлык, что влево от дороги. Вообще-то Джунгарская долина окаймлена справа снежными отрогами Алатау, слева — невысокой грядой Барлыкских гор. Производят они чрезвычайно своеобразное впечатление: они лишены растительности, но переливаются самыми различными цветами — малахитовым, голубоватым, потом вдруг каким-то рыжеватым оттенком, переходящим в молочный, рядом глубоко черный, сменяющийся чем-то малиновым с подпалинами. Наверное, здесь масса полезных ископаемых. Словом, мои новые знакомые раззадорили меня, и я решил их навестить. Они примерно рассказали, как к ним пройти — по их словам, это совсем недалеко от наших вагончиков на реке Аргайты, где уже стоял мост и теперь трудилась наша мехколонна.

Как-то раз, выбрав время, я пошел к геологам. Миновал заросли камыша, лозняка, тамариска и еще каких-то высоких кустов с розовыми цветами, похожими на азалии. Меня сопровождали совершенно непуганые здесь великолепные, иссиня-черные большие вороны.

Но вот Аргайты осталась за моей спиной, и меня окружил привычный здесь пейзаж — песок с галькой, кусты саксаула, вдали пасутся стада кара-курюков, местных антилоп. Вокруг — первозданная, первобытная пустыня, и я — один, иду, иду, оглянусь назад — вагончики мехколонны уже совсем крохотные. Местность поднимается, и они кажутся как бы на дне чаши. Тишина невообразимая. И мне очень хорошо. Здесь я понял, чем привлекла монгольская пустыня моего брата — единением человека и природы. Так, наверное, чувствовал себя дикий человек: шел без мысли, без чувств, но всем телом, кожей ощущал эту благость — тишину. И я шел и шел. Наши вагончики почти скрылись из глаз, до гор Барлык было тоже еще очень далеко, очевидно, геологи мерили расстояния по-здешнему. Солнце начало уже склоняться к горизонту — я шел и шел. И вдруг понял — засветло я не дойду. Ночевать — как? Злых людей я не боюсь — ничего у меня нет. Придется просто лечь на землю, то есть на гальку, и продолжать таким образом мой первый в жизни роман с пустыней… Я еще раз подумал… Нет! Это не для меня. И повернул назад. К лагерю подошел когда было совсем темно. Через день я отправился к геологам уже на машине. До сих пор храню кусок какой-то породы, который они мне подарили: что-то вроде угля — легкий, жирный, черный. Мне сказали, что это очень ценный минерал, но я забыл название.

В свободное время продолжалось мое единение с природой, правда, однажды оно чуть не окончилось печально. Мы целой компанией поехали к бурной горной реке Тентек, по-нашему — Шалун. Через некоторое время, будучи в соответствующем настроении, я решил искупаться и смело полез в ледяную воду. Бешеный поток подхватил меня и начал швырять о камни. Я еле вылез. На следующий день мое тело было расцвечено синими, зелеными и желтыми пятнами, прямо как Барлыкские горы.

С Жигиным и Шамраем, симпатичным дядей из Новосибирска, автором проекта, мы предприняли путешествие по еще нетронутой земле на границу с Китаем. Это километров двести от Аргайты.