Чертов узел

Не успев успокоиться и выровняться, чуть ниже того места, где Виктор облюбовал место для рыбалки, река вновь сжималась скалами. Здесь, перед новым препятствием чуть ли не у середины русла, часть воды поворачивала вспять. Это было очень удобно для ловли рыбы на удочку, так как возле берега течение водоворота было несильным. Но там, где ему противостояла отшлифованная волнами скала, булькала и клокотала, задирая плывущие ветки, воронка.

Вот из белого пенящегося вала пробкой выскочила человеческая голова.

Всадник на другом берегу пришпорил коня пятками в бока и галопом промчался за поворот реки. Над гребнем следующей волны мелькнули руки.

По течению плыл человек. Он, наверно, очень устал и потому не греб к берегу, а просто держался на воде. Не использовать сотню метров относительного затишья и пологого берега мог только сумасшедший.

Виктор схватил удилище, по пояс влез в холодную воду, нащупал под ногой прочный камень, уперся в него ступней и выставил удилище.

Плывущему нужно было сделать один взмах руками, и он ухватился бы за конец. Но того пронесло в метре от конца удилища, и он не сделал ни единого движения в его сторону. Плывущий был русским — Толей Колесниковым. Мгновение он и Виктор почти в упор смотрели друг на друга.

В глазах Анатолия не было ни страха, ни растерянности. Виктору даже показалось, что в них насмешка.

Еще мгновение — и течение пронесло его мимо. Воронка сначала медленно, затем быстрей и быстрей стала втягивать плывущего в свою пасть.

С нечеловеческой силой, как куклу, мотнула вокруг себя. Но вместо того, чтобы попробовать выбраться из водоворота — нырнуть или выгрести в сторону, — Анатолий чуть не по пояс выскочил из воды, как-то странно скалясь, задрал к небу правую руку со сжатым кулаком, ребром левой ударил по локтевому изгибу. В следующий миг он крутнулся и ушел под воду с головой. Все это походило на глупую рискованную шалость.

Пока Виктор выбрался на тропу, пока обошел прижим — прошло минут пятнадцать. Если Анатолий не вынырнул за порогом и не сушится на берегу, то его должно было унести за поворот реки, куда ускакал кричавший чабан.

Виктор постоял, слегка потрясенный случившимся, не сомневаясь, что пловец преднамеренно отказался от помощи, что он узнал его и подал знак.

Но что этим хотел сказать? Непонятно!

Постояв, Виктор раздраженно сплюнул и побрел к ферме жарить рыбу.

Анатолий прожил в этих местах больше десяти лет и глупо погибнуть, как выбравшийся за город «чайник», не мог. Скорей всего он сорвался с переправы, а может быть, просто плыл, чтобы остудиться от полуденной жары и нырнул в водоворот, зная, где будет выброшен. Каскадер драный!..

Так думал Виктор на пути к дому.

Ночью не было сна: дурные мысли лезли в голову, в сарае то и дело слышалась какая-то возня. Вот уже совсем странно свиньи шарахнулись во двор и стали приглушенно повизгивать. Волк стаду одичавших свиней не страшен. Может быть, дикарь-любовник пришел к свиноматкам? Виктор поворочался с полминуты и встал, не столько из опасения, сколько из-за бессонницы, вынул из банки с соляркой факел, поджег его и, прихватив заряженную одностволку, вышел из избы.

Свиньи жались возле загона, внутрь не заходили. Черная полоска волока с поблескивавшей струйкой крови тянулась от сарая. Виктор кинулся по ней и увидел мелькнувшую тень человека, зверя ли. Выстрелил с одной руки, прижав локтем приклад к бедру, бросил факел на землю, перезарядить ружье было нечем. В нескольких шагах лежал мертвый подсвинок с кровоточащей дырой на шее.

— Эй ты, урод! — рука привычно скользнула по поясу и, не обнаружив на месте ножа, беспомощно сжалась в кулак.

Виктор сбегал в дом, схватил нож и патронташ. Вернулся к догоравшему факелу, подхватил его, походил кругами среди кустарника — подсвинка не было. Он сделал еще несколько кругов, но так и не найдя его, вернулся к загону. Затем несколько раз ходил в известном направлении — ни убитого подсвинка, ни брошенной второпях гильзы. Выругался:

— Хоть бы луна!

Темно — хоть глаз коли. Подсвинка могли забрать вернувшиеся воры, его могли утащить и сожрать собратья. Ничего не оставалось, как бросить на землю погасший факел и вернуться в избу. Он разделся, поставив у изголовья заряженное ружье, пригасил лампу и лег, прислушиваясь к возне за стеной.

Алексей вернулся через две недели. Привез муку, крупы, макароны, подсолнечное масло. Хохоча, вытащил из мешка пару преогромных галош, приговаривая, что если их надеть на ботинки, след будет вполне человеческий — будто карамаймуна обули. После города он был весел.

— Нет твоего размера — хоть заищись. Я заказал знакомым продавцам болотники и литые резиновые сапоги. Обещали помочь… Куда к черту, отрастил лапу, — снова загоготал он. — На заказ шить надо. Пошляйся в гонконгских. Кому какое дело, что след у них необычный, — не медвежий и ладно. Я уже намекнул кому надо, что в моих местах бывают странности: еле отвязался от одного корреспондента, который про домового писал. Приедут, никуда не денутся. Облапошим «чайников», продадим свиней и… «Пора на север!» — с пафосом пропел он.