Чертова баба

— Ну… — Светлова задумалась. — Если серьезно, то, наверное, потеря рассудка. Это мне кажется, еще хуже. Как написал поэт: «Не дай мне бог. сойти с ума, уж лучше посох и сума…»

— Представьте, большинство людей солидарны с вами… Теперь представьте, что должна испытывать семья, узнав о том, что близкий человек болен шизофренией.

— Ужас.

— Верно, это самый настоящий ужас. Я не видел семей, которым удалось бы это пережить. Они распадаются. Итог один — рядом с больным остается обычно мать. Мучительное, полное сознания собственной отверженности существование. А между тем я, как специалист, теперь пришло время признаться вам в этом, могу с полной уверенностью утверждать, что это заболевание прекрасно поддается излечению.

— Вот уж не думала…

— Конечно, вы не думали. Потому что ни одна из человеческих болезней не окружена такой завесой предрассудков и заблуждений. Шизофрения воспринимается обывателем как клеймо, проклятие.

— Возможно, — согласилась Светлова.

— А между тем основная идея современной психиатрии заключается в том, что шизофрения есть болезнь, отлично поддающаяся излечению. Но!

— Да-да… в чем тогда загвоздка? — поинтересовалась Светлова.

— Видите ли… Традиционная репрессивная психиатрия, которая изолирует больного в классическое закрытое учреждение, не в состоянии излечить это сложное заболевание.

— А что же тогда с ним делать? — простодушно удивилась Светлова.

— Поймите, только лечение больного, находящегося «в общине», способно принести эффект, способно возвратить его к нормальной жизни.

— В общине — это как?

— Это значит, что он должен проходить курс лечения не в закрытом учреждении, а находясь в обычной обстановке.

— Но разве это не опасно для… для?.. — Светлова запнулась.

— Для нормальных людей, хотите вы сказать? Для тех, кто его окружает?

— Да!

— Видите ли, на наш взгляд, общество здоровых обязано переносить те опасности и нагрузки, которые связаны с близким соседством больного. Безусловно и то — вы правы, — что новая психиатрия не в состоянии обеспечить потребности общества в безопасности и защите от этих нагрузок, как это делала классическая изолирующая психиатрия… Что делать!

— То есть, как это «что делать»? — возмутилась Аня:

— Вы хотите сказать, что нормальные люди обязаны рисковать из-за «близкого соседства больного»?

— Да! Представьте на минуту, на одну только минуту, ту женщину… ту мать, о которой я вам уже говорил, и врача, который сознает, что есть серьезная возможность вернуть ее сына к нормальной жизни. Разве не является первейшей обязанностью этого врача реализовать эту возможность? Избавить женщину от мрака безнадежности, непосильной тяжести, которую она обречена влачить до конца дней?

— Да, да… — смущенно пробормотала уличенная в жестокосердии Светлова.

— Конечно, такие истории, как с Джеймсом Брауном, способны направить общественное мнение в нежелательное русло…

— А что это за история с Джеймсом Брауном?

— Джеймс Браун — один английский юноша. Он с детства интересовался ядами: изучал их, коллекционировал, и…

— И?

— Ну, в общем, вся его семья погибла.

— А большая была семья?

— Не маленькая, — вздохнул профессор Хензен, — сестра, тетя, мать, отчим…

— То есть этот Джеймс пробовал, как действуют его яды на родных и близких?

— Да. Он был признан невменяемым и помещен в лечебницу.

— И все?

— Нет, он вылечился.

— Ах, вот что… Значит, будет продолжение?

— Он вылечился, вышел из лечебницы и устроился работать в фирму по продаже канцелярских товаров.

— А эти люди, которые продавали канцелярские товары, они хоть знали, кого берут на работу?

— Им сообщили, что он лечился девять лет в соответствующем медицинском учреждении и признан абсолютно здоровым.

— Но не сообщили о его увлечении ядами и о том, как погибла его семья.

Верно?

— Верно…

— И что же дальше?

— Ну, видите ли, бывают накладки в нашей работе…

— Например?

— Например, никто из медперсонала не обратил внимания на фразу, которую Джеймс произнес, выходя из лечебницы…

— Что за фраза?

— «Я отравлю по одному человеку за каждый год, проведенный здесь!»

— Понятно… И сколько же сотрудников этой фирмы погибло? Девятеро?

— Нет… шесть. Полиция спохватилась раньше.

— Но это же… страшно! Если не сказать ужасно, — заметила Светлова. — И, по меньшей мере, странно при этом выглядит поведение врачей.

— Поймите, Анна, это странно только для обывателя, не вникающего в суть профессиональной проблемы, — терпеливо принялся объяснять Ганс Хензен. — Врач всегда на стороне пациента. Общество, увы, не поднялось еще до того уровня сознательности, чтобы добровольно принимать в свои ряды больных ради их выздоровления. Поэтому нам остается лгать, лгать и лгать, во имя излечения, во имя того шанса на выздоровление, который дает нашим больным современная медицина.

— Неужели вы оправдываете врачей, которые выпустили этого Джеймса Брауна на свободу?

— Сознаюсь, — вздохнул профессор Хензен, — нынешняя «открытая» психиатрия, принимающая во внимание права больных на личную свободу, снисходительно относится к неприятным случайностям.