Чертова баба

Так что, все-таки хлопоты по приглашению экстрасенса вряд ли пропали даром.

Прах, замурованный в подвале, — это возможно. В доме ведь был ремонт. И замуровать чей-то труп было вполне реально. Другое дело Максим Селиверстов…

Его труп в нем спрятать побоялись.

Такого рода «работы» все-таки очень заметны — вряд ли получится так сделать, чтобы следов не осталось. Надо кого-то нанимать, что опасно! А самим, если не профессионалы, слишком долго — ну, сколько труп может находиться в доме?! А тут еще жена погибшего звонит — ищет! В общем… Быстрей и проще им было вывезти.

Значит, остается одно объяснение. Писательница, видно, просто сошла с ума, и ее нападение с кинжалом на них с экстрасенсом — тому подтверждение.

А со своим секретарем Погребижская вместе «работает». Лидия Евгеньевна вынуждена покрывать ее художества. Причем писательница даже главнее в этой шайке. Лидия Евгеньевна вот даже уехала предусмотрительно, оставив их со Свинарчуком на съедение этой мегере с ножиком. Видно, нервишки не выдержали.

Доктор Милованов все-таки ошибся. Нет, Погребижская не умерла, как он это предрекал своим диагнозом. Она лишилась рассудка. Что ж… И так бывает.

Иногда тяжелая и, как доктора обещают, неизлечимая, смертельная болезнь, свалившаяся на человека, всегда уверенного в своем отличном здоровье, переворачивает для него весь мир.

Возможно, Погребижская восприняла медицинский диагноз как глобальную несправедливость и стала мстить… Кому? Здоровым.

Сколько случаев, когда неизлечимо больные люди в ожидании скорого конца ведут себя именно так. Зараженные заражают сознательно здоровых — и так далее, и тому подобное…

И эта стала косить всех, кто попадется, направо и налево…

Но неужели все-таки настолько она изменилась?

Убить доктора Милованова?! Друга семьи, человека, которого она, наверное, знала с юности…

А мужа бывшего, этого безобидного Лешу Суконцева, который кормил котов?! Ведь божий человек… И все говорят, у него была с Погребижской тихая дружба.

Додружился…

Что делать… Болезнь меняет человека неузнаваемо.

Очевидно, это и имел виду экстрасенс, когда сказал: «Я никогда не бью женщин».

То есть, как бы: это уже не женщина, а чудовище!

Светлова вздохнула.

Итак, каков же теперь итог расследования? Болезнь, значит, меняет человека неузнаваемо… И это «не женщина, а чудовище». Таков, получается, печальный вывод. Собственно, о том же говорила и послушница Ефимия… «Эта женщина испугала меня», — сказала она тогда в монастыре Анне.

Если все происходило, как в видениях Ефимии, то…

Светлова попробовала представить, как это было…

Все случилось, очевидно, в той самой комнате где стоит письменный стол Погребиясской. Там где эркер и сосны за окном. Да, там, очевидно, все это с Селиверстовым и случилось… В той самой комнате, о которой говорила и Ефимия, и где послушница тоже побывала: посидела робко на краешке стула у знаменитого письменного стола, беседуя с писательницей.

Правда, Ефимии удалось все-таки ускользнуть из дома Погребижской… а журналисту — нет.

И Светлова попробовала — пока еще только в своем воображении — восстановить сцену преступления.

— Ну, что ж, спасибо… — Селиверстров выключил магнитофон. — Вы были удивительно откровенны! Вообще, это была потрясающая беседа. Признаться, для меня это настоящая журналистская удача.

— Не за что меня благодарить, молодой человек. Признаюсь, и мне было удивительно приятно беседовать с вами.

Собеседница Максима встала из-за письменного стола и легким шагом обошла его вокруг.

Теперь она стояла за спиной журналиста.

До Селиверстова донесся слабый запах каких-то потрясающих духов.

«Умеют же некоторые женщины выбирать запахи, которые делают их неотразимыми!» — почти восхищенно подумал он.

И тут же: надо это записать! Хорошая фраза для его будущей статьи: «Эта женщина умеет выбирать духи, которые делают ее неотразимой несмотря на возраст!» «Нет, про возраст не стоит, — тут же подумал он, — еще обидится!»

Женщина стояла сзади, за креслом Максима.

И вдруг он почувствовал, как ее рука почти неосязаемо прикасается к его шее…

"Ого! — Максим замер от изумления. — Вот это да! Что бы это значило?

Неужели я произвел на нее такое впечатление?"

Больше подумать Селиверстов ни о чем не успел.

В то же мгновение голова его резко запрокинулась…

«Да вы что?! — хотел крикнуть он. — Сума сошла, чертова баба?»

Но никакие звуки уже не могли вырваться из его булькающего кровью горла.

Этот вопрос остался невысказанным. Однако предсмертное изумление, испытанный Селиверстовым мгновенный ужас и недоумение навеки застыли в остекленевших зрачках погибшего.

Говорят, что предсмертный ужас, который испытывает живое существо, расставаясь с жизнью настолько сильная эмоция, что может осязаемо влиять на близких умершему людей.

И очевидно, недаром жене Максима Майе не давал успокоиться застывший в его остекленевших зрачках изумленный предсмертный вопрос.

Да, вот так оно, очевидно, все и случилось.