Чертова дюжина

– Мама, ты? Откуда? – идиотский вопрос слетел с моих уст, но в следующее мгновение я уже правильно оценивал происходящее.

Душка исчезла, на дворе наступает день, в комнате находится умершая около года назад мама… Совершенно очевидно, что я опять там, в загробном мире. Совершенно незаметно переход призошел на этот раз.

Что ж, тем лучше…

– Я жив, мама, жив, всего лишь прибыл сюда погостить, как я рад тебя видеть!

– Я все знаю, Алеша, ты у нас такой молодец, мы с папой очень гордимся тобой.

– Папа… А где же папа, почему его нет с тобой?

– Папа варит кофе на кухне, сейчас подойдет.

Кофе, конечно, кофе, как я мог забыть! Это ведь было любимым папиным занятием и даже предметом особой гордости – собственноручно приготовить и напоить гостей хорошим кофе. Большой кухонный стеллаж до сих пор заставлен различными кофейными машинами и другими приспособлениями, имеющими отношение к процессу приготовления кофе. Отец хорошо разбирался в его марках и использовал только лучшие сорта, которые, по его просьбе или, зная его слабость, в качестве подарка присылали или привозили папины коллеги со всего мира.

Уже проникал в комнату чудесный кофейный аромат, и у меня во рту собрались слюни в предвкушении, так сказать. Я не то что бы фанатично преклонялся перед этим напитком, но в свое время очень любил иногда дегустировать различные сорта из папиных запасов.

– А вот и кофе! Здравствуй, сынок, – поприветствовал меня отец, вошедший с подносом, на котором благоухали три чашки.

– Очень рекомендую, сорт Кона, прислал профессор Густав Морнинг, мой друг с Гавайев. Совершенно особенный, ни с чем не сравнимый, мягкий и нежный вкус.

Отец в своем репертуаре: точность во всем – кто, что, откуда – в полном соответствии с профессией. Он был математиком, причем довольно известным и не только у себя на родине.

Я во все глаза смотрел на умерших, но сейчас как будто возникших из небытия родителей и не видел никаких особых изменений в их облике по сравнению со временем, когда они еще существовали в нашем мире. Они вели себя абсолютно естественно, как будто мы лишь вчера расстались, разошлись по своим комнатам почивать, а сегодня проснулись в добром здравии и, как обычно, собрались вместе за утренним кофе.

Родители поддерживали обычный незамысловатый разговор, который кружил вокруг обстоятельств моей учебы, жизни, перспектив. Однако я понимал, что это только вежливость, ведь мама уже сказала в самом начале, что они все знают про меня, да и вообще мне гораздо интереснее было бы побольше узнать про тот мир, в котором они сейчас обитают.

– Зачем вы все это мне говорите? Я очень рад снова вас встретить, это произошло совершенно неожиданно для меня, но у меня совсем нет времени, я скоро должен возвращаться…

– Погоди, сынок, мы понимаем тебя, – заговорил отец. – Да, мы все знаем, мы наблюдаем за тобой отсюда, это получается само собой, безо всяких усилий с нашей стороны, стоит только пожелать. Но мы, наконец, встретились и хотим просто поговорить с тобой, понять твои мысли и желания. Ты превзошел меня, сделал гениальное изобретение, которое открыло людям дорогу в иной мир. Здесь несравненно лучшие условия существования, чем в земном мире, поверь мне. Здесь возможно все, стоит лишь захотеть. Ты можешь преодолевать любые расстояния, повелевать любыми звездными мирами, ты будешь жить вечно, ведь здесь нет понятия времени, и вообще, здесь нет никаких забот. Оставайся с нами и во всем убедишься сам. Мы снова будем вместе и на этот раз навсегда.

Родители стояли рядом, протягивали ко мне руки, их лица выражали искреннюю радость от встречи с любимым, единственным своим сыном.

Слезы невольно брызнули у меня из глаз, я не выдержал, бросился к родителям и горячо обнял их. Я целовал мамины глаза, щеки, шутливо уперся лбом в папин лоб, и мы начали бодаться как два молодых, глупых барашка, а мама стояла в сторонке и тихо улыбалась, глядя на нас. Это было великое счастье, ничего большего нельзя и пожелать в жизни!

Вдруг что-то постороннее проникло мне в горло, заполнило, начало неловко проворачиваться, сдирая поверхность гортани.

Я зашелся в надсадном кашле, пытаясь вытолкнуть шершавый предмет из рта, но он прочно засел там и, продолжая свое отвратительное шевеление, начал опускаться ниже. Невыносимое жжение пронзило мне грудь. Черт возьми, опять этот проклятый нашатырный спирт, в конце концов, я дотла сожгу себе легкие!

Я осторожно отодвинул от себя блюдце, сдернул ошейник, кряхтя поднялся с лежанки и затопал по комнате, разминая затекшие ноги. За окном по-прежнему глубокая темень, в комнате тусклый зеленый свет ночника.