Чертова дюжина ножей +2 в спину российской армии

— Так. — Майор шумно вздохнул и за блестящий пластиковый верх притянул к себе по столу отброшенную авторучку. — Ну и от меня, собственно, что хочешь, принципиальный ты наш?

— Прочтите текст жалобы.

— А ради чего, позволь поинтересоваться?

— Вы же все-таки мой непосредственный начальник. Наверное, вам внизу и расписаться надо: ознакомлен, значит, и все такое прочее.

— Какое? Вот уж истинно «пиджак»: по горючему и смазочным материалам знаешь, наверное, раза в три больше меня и комбата, вместе взятых, а того не понимаешь, что жалоба — вовсе не рапорт. Составляется в достаточно свободном стиле, промежуточных виз не требует. Препятствовать ее подаче запрещено, наказывать самого заявителя либо — не приведи господь — как-то его ущемлять по службе, преследовать тоже противозаконно. Хотя на практике случается. И даже нередко — в нашей системе под это законную базу проще пареной репы подвести. Учти! Да, не вздумай — если, конечно, не передумаешь — со своими письменными претензиями напрямую к командиру соваться: пойдешь в строевую часть, там специальная книга имеется. Отдашь бумагу начстрою — он ее зарегистрирует и уже тогда, соответственно, Сергачеву на рассмотрение передаст.

— И… долго потом результата ждать?

— Недолго. Рассмотреть полученную жалобу или заявление в частях положено в трехдневный срок. Ну а решение по ним после этого принять — как правило, безотлагательно, но не позднее семи суток со дня поступления. Ясно, мой бедный Марат?

— Вроде бы да… Вот только почему «бедный»?

Пекарин дважды щелкнул кнопкой нажимного колпачка «Senator’а», полюбовался — вроде бы впервые увидел его — двухцветным, с тампопечатью логотипом. Потом спросил:

— Из сотни людей девяносто семь, приобретая новую авторучку, первым делом изобразят… Как думаешь, что?

— Предполагаю, свое имя, — рискнул угадать лейтенант.

— Точно. А «Мой бедный Марат» — это одна из лучших пьес Алексея Арбузова — непревзойденного мастера по изяществу интриги в любом, самом что ни на есть бытовом сюжете. Написана еще в середине шестидесятых, на сцене — и по сей день. Как понимаю, не видел? Жаль. В ней у главного героя — твоего тезки — жизнь слагается сплошь из ошибок и компромиссов. Ладно, давай сюда твое нетленное творение. Итак, что мы нынче имеем:

Командиру в/ч №……….

полковнику Сергачеву А. К.

ЖАЛОБА

Прошу Вас разобраться в ситуации со словесным оскорблением моей супруги Киндиновой Т. Е. вашим заместителем по учебной части — начальником учебной части подполковником Чердаковым Н. Я. 3 сентября сего года подполковник Чердаков, находясь в кабинете старшего помощника начальника учебной части капитана Равчука В. П., в разговоре с последним о возможности приема моей супруги на вакантную должность компьютерщицы учебной части допустил в ее адрес ряд нецензурных высказываний. Запись разговора Чердакова и Равчука, осуществленную при помощи мобильного телефона, прилагаю (на лазерном диске).

Преподаватель — командир учебного взвода лейтенант (подпись) Киндинов М. Б.

лейтенант (подпись) Киндинов М. Б.

10 сентября 2010

— По сути-то оно верно, — отложив лист, заключил ротный. — Только последний раз предупреждаю: в здоровом теле здоровый дух редко встречается. Надеюсь, подоплеку понял?

— Думаю, да, — кивнул «мой бедный Марат».

— Вот и подумай еще. Не грех…

Однако лейтенант назавтра же переправил жалобу в строевую часть. Начальник позволил себе короткое замечание в адрес ее автора:

— Глупо и чревато…

— К стенке за это не поставят, — попытался отшутиться Киндинов. — А с волками жить… Ну, дальше вы и сами в курсе.

— Естевственно… — усмехнулся начстрой, умышленно переврав слово, но сразу же посерьезнел. — Пойми: толку от твоего обращения будет, как с козла молока, но вреда, однако, много, и какого! Так, может, нет смысла головой об стенку-то биться?

— За свою слабую половину — всегда готов! — прозвучал твердый ответ.

— Ну-ну… Тогда дерзай. А жизнь отрезюмирует, — подытожил начстрой.