Усевшись поудобнее, я положила руки на струны и вдруг увидела в зеркале отражение дьявола. Он полулежал на спинке кресла, привалившись к стене, и покачивал ногой. Наш взгляды в зеркале встретились, и он подмигнул мне. На мгновение я замерла, гитара в руках показалась омерзительной гадиной, но когда я сморгнула, дьявола на кресле уже не было. А Никита между тем смотрел на меня с доброй снисходительной усмешкой – так взрослые смотрят на ребенка, который захотел продемонстрировать гостям свои таланты.
Мгновенный страх – а вдруг ничего не выйдет? – и вот…
«Под лаской плюшевого пледа
Вчерашний вызываю сон…»
Глаза Никиты – изумленные, завороженные, с каким-то новым интересом ко мне, чуть пугающим и необыкновенно приятным, возбуждающим. Я пела один романс за другим, нежась в мягком, чувственном бархате своего голоса. А потом…
Это была странная ночь, дикая и сумасшедшая. Ничего похожего между нами еще не происходило. Сказать, что мне было хорошо – нет, это слово явно не годилось. Что-то совсем другое. Скорее, подходили слова из глупых дамских романов про «необузданные страсти». И дело было вовсе не в алкоголе. Я никогда не пробовала наркотики, но почему-то мне показалось, что их действие было бы похожим.
«Я – сирена», - мысль растворилась в звенящей истоме, и я уснула на Никитином плече.
А вот утро было нерадужным. Никита еще спал, я выбралась из-под его руки и поплелась на кухню. Все тело ломило, голова гудела, как большой набат, во рту пересохло.
- Похмелье, - объяснила я сама себе, налила в чашку куриный бульон и поставила греть в микроволновку.
Но дело было не в похмелье. Точнее, не только в нем. То, что произошла вчера и потом, ночью… Да, это было необыкновенно по ощущениям, по накалу страсти, но беда в том, что мы были как будто каждый сам по себе. Не вместе. Каждый – для себя, а не для другого. И этого до сих пор с нами тоже никогда не было. Как говорила одна моя знакомая, секс без страсти – это супружеский долг. А секс без любви – просто порно разной степени жесткости.
Пожалуй, именно оно и было – порно. Ни нежности, ни открытости, ни доверия. Ничем не прикрытое, яростное, животное наслаждение. Хотя нет, то, что происходит между животными, - естественно и безыскусно. То, что произошло между нами, было разнузданно-порочным. Я всегда была уверена, что в отношениях двух любящих друг друга людей не может быть грязи – что бы они ни вытворяли за закрытыми дверями спальни. Но ключевым словом здесь было «любящие», а мы – любящие друг друга! – в эту ночь словно стали друг другу чужими, незнакомыми, стремящимися только к физическому удовольствию. И было в этом удовольствии – не тогда, ночью, а теперь – что-то мерзкое. Почему-то я вдруг вспомнила того незнакомого мужчину в тамбуре поезда, ползущего по тайге. Вспомнила, как чуть не залезла в постель к брату. К горлу подступила тошнота.
Так вот какие струны отзываются на мой «волшебный» голос – я нисколько не сомневалась, что дело именно в нем. Нет уж, спасибо. Не хочу я больше такого.
- Ну и дура!
Дьявол материализовался из ниоткуда в долю секунды, как на плохо смонтированной кинопленке. На нем был плохо сидящий опереточный фрак и черный шелковый плащ с красным подбоем. Подойдя к пискнувшей микроволновке, он достал из нее чашку и сунул мне под нос.
- Твой бульон прокис.
В омерзительно воняющей мутной жидкости копошились жирные опарыши.
Я зажала рот рукой и едва успела добежать до туалета. Вывернувшись наизнанку, спустила воду, в ванной вымыла лицо, прополоскала рот и вернулась на кухню в надежде, что адово отродье исчезло.
Ну да, как же. Дьявол сидел на столе и попивал все из той же чашки. И хотя мой желудок уже был абсолютно пуст, он все равно попытался покинуть меня еще раз.
- Ну ты и сволочь, - прошипела я крайне непочтительно.
- Вы забываетесь, девушка, - улыбнулся он. – Но это даже забавно. Настолько забавно, что я это терплю. Смешная маленькая козявка.
- Терпишь ты, как же. – Удивительно, но страха не было. Ни капельки. – Тебе же в кайф человека задурить, чтобы он сам продался. А запугать – нет, это ж никакого удовольствия. Что, не так?
- Думаешь, ты такая умная? И никто, кроме тебя, этого не понимает? Прекрасно понимают. Но «хочу» - такое слово… как бы тебе это объяснить? Ну, думаю, ты в курсе. Что, не так? – он сказал это моим голосом и даже с моей интонацией – один в один.
Я отвернулась.
- «Хочу», птичка моя, - краеугольный камень вашей жизни, - менторским тоном продолжал дьявол. – Ради «хочу» люди идут на все. Долг, любовь – это все нонсенс, чепуха. Так сказать, реникса[2]
. Человек поступает только так, как хочет. Как ему выгодно и удобно.- Да прямо, - буркнула я. – А когда заставляют? А когда человек собою жертвует ради другого?