Чертовар

Заставив нынче вкалывать на чертоварне бухгалтера, Богдан оказался в необходимости решать бухгалтерские дела самостоятельно. При непрерывной работе до десятого, много до пятнадцатого октября, заказ на смазочное масло можно было уложить в сроки. Лежбище гипертоников, указанное Антибкой, давало как раз то, что нужно, хотя шкуры тут выше третьего сорта не попадались; растянутые чрезмерным давлением ихора, жирные, обленившиеся и в целом совершенно больные черти были легкой добычей, даже перед забоем разве что мычали и скулили. Богдан такого материала не любил, но заказ есть заказ, особенно — когда в спецификациях конечного продукта стоят параметры, не годные ни для одного самолета в мире, кроме имперского транспортника «Хме-2», способного перебрасывать до тысячи восьмисот единиц спецназа. Богдан знал об этом потому, что сам конструктор этого самолета, Пасхалий Хмельницкий, некогда учился вместе с ним и с Кавелем в подмосковной Крапивне, и наличие в классе мальчиков, из которых один — Богдан, а другой — Хмельницкий, сперва привело их к выяснению отношений (Хмельницкий остался умеренно побит), а потом взаимоуважению (списывать контрольные по всем видам математики Пасхалий давал Богдану первому. Но вторым на очереди всегда стоял Кавель Глинский).

Прошло время, и уроженец Подмосковья, когда подрос, оказался немножко гением. С точки зрения науки самолеты Хмельницкого вообще не должны были летать, изящества в них было не больше, чем в ступе Бабы Яги. Летали они тоже не быстро, но зато поднимали вес — что твой дирижабль «Светлейший Князь Фердинанд Цыплин», с помощью которого император перекрыл Керченский пролив, ибо никакими другими средствами цельную арку от Кавказского берега до Крымского положить на опоры не получалось. По идее также предполгалалось перекрыть и Дарданеллы, и Гибралтарский пролив, но эти земли царя почему-то мало интересовали пока что.

Транспортник «Хме-2» брал старт где-то в Заполярье, шел через Северный полюс, проходил дозаправку на острове Диско у западного берега дружественной Гренландской империи, после чего, похоже, без посадки следовал точно по среднеатлантическому тридцатому меридиану западной долготы к Антарктиде, где на Земле королевы Мод незаметно для посторонних глаз полярники оборудовали на очищенном ото льда скальном выходе что-то вроде аэродрома. Формально царь перебрасывал в Антарктиду монахов для международного Православного Святоникитского монастыря, на самом же деле… видал Богдан таких монахов. Эти монахи уже мыли сапоги в индийском океане с севера. Теперь, видимо, собирались сделать то же самое с юга. Но все транспортники Хмельницкого без «чертова масла» арясинского производства даже в воздух не смогли бы подняться: жаль, хотя чертоварня и дымила круглые сутки, но давала в день не больше трех пудов очищенного продукта. Богдан и рад был бы дать больше, но ничего не получалось — и его не ругали. Вероятно, поступали благополучные прогнозы от предсказателей. Или была другая причина. На ее выяснение у Богдана сил не было.

Словом, в воздухе пахло не только дымом, но и аннексией Антарктиды. То ли в пользу России, то ли в пользу Аляски, то ли в пользу Гренландии. Едва ли государству без собственного коренного населения в ближайшее время светила независимость. Как и покойный Советский Союз, Россия по привычке не покидала ОНЗОН — Организации Неизвестно Зачем Освободившихся Наций, где почти ни один член и впрямь не знал — зачем он освободился от блаженного колониального ига, при котором вся ответственность за его судьбу лежала на ком-то другом, и так сладостно было в часы сьесты, в часы отпадного дольче фар ниенте, мысленно бороться с проклятыми захватчиками. Конечно, имелся вариант присоединения Антарктиды к Островной Империи Клиппертон-и-Кергелен, на что-то по крайней мере из ближних островов там претендовали Аргентина, Чили, Австралия и прочие несерьезные кандидаты, — разве что о Республике Сальварсан можно было точно сказать — вот уж ей Антарктида сто лет не нужна задаром. И без нее жарко.