Чертовидцы, или Кошмары Брянской области

Она вышла из моря волновавшегося сухого ковыля. За волчьей ягодой виднелся асфальтобетонный заводик. Некрупное производственное предприятие, брошенное на откуп векам в пяти километрах севернее Старого Ивота.

То самое место. Туточки ребятки из бюро «Канун» и полиция во главе с квадратным колобком Питониным сшиблись с «ЗОЛОЙ» и Влекущим – демоническим эмиссаром и истоком ужасов Кануна. Лишь благодаря шельмоватости чертовидцев несмешной демон-уродец бежал, поджав хвост.

Порывы ветра швыряли колоски ковыля на битумные насосы, дробильно-сортировочное оборудование и прочий разобранный на металлолом хлам, предназначенный для изготовления битумоминеральных и асфальтобетонных смесей. Пробившееся сквозь свинцовое покрывало солнце колотилось о злосчастный ангар, ставший в свое время вместилищем конфликта между светом и тьмой.

Она поцыкала зубом и направилась в сторону блестевшего купола. В голове свербело: как она обо всём знает – ничего не зная? Хороший вопросик. Особенно учитывая, что ее кабачок-проводник, возвращавшийся на крыльях куриного помета каждый год, пал жертвой ее же громоздкой задницы.

Но кто тогда показал детали страшной сказки о заводике и рассказал о сестрах? Очередной провал в памяти.

Сестры…

Она оглядела себя. Некрасивая и нескладная, в вязаной кофте, напоминающей сплетение сизых червей, и в длинном платье до пят, превращавшем любую женщину в матрону монастыря. И фамилия у нее такая чудная.

Со-су-ли-на.

Она кивнула. Да, это про нее.

В вечно мутной голове забрезжили осколки тщательно блокируемых воспоминаний.

Пососи мою сосульку. Давай же, сосуля. Сделаем весну на кончике вместе.

Эти были первые слова, что она услышала, придя в себя в том вонючем переулке. Сверкала вывеска бара «Промокшая Матильда». Терлись брюхами об асфальт крысы. А какой-то мужик, зажав молоденькую девочку у водостока, впихивал той в рот самую неаппетитную штуку, что она видела.

Давай же, сосуля.

Со-су-ля.

Ей понравилось это слово. Оно пахло оранжевым. Оно стало ее. Она – Сосулина. А потом ей на глаза попалась надпись на углу бара, сделанная флюоресцирующей розовой краской: «АЛЛА ХОРОШАЯ. ПОТОМУ ЧТО КУШАЕТ ЭТО 3 РАЗА В ДЕНЬ». И номер телефона. Молоденькая девушка, та самая «Алла», как раз начала добывать себе пропитание. Видимо, сейчас был вечерний прием чего бы она там ни употребляла.

Алла – хорошая.

Это ей тоже понравилось. Затем она устремилась по магистрали из твердых звуков, похожих на улыбающиеся краюшки хлеба. Они привели ее к заброшенному подсобному хозяйству. Опустевшая свиноферма ей тоже пришлась по вкусу. Но то, что она не помнила себя прошлую, радовало ее куда больше. Она просто возникла из ниоткуда, как стул, услужливо поданный висельнику.

В кусачие дни минувшего она кем-то была. Может, волчонком, или медвежонком, или лисенком… Лисенком? Лиса…

Лисса!

Сосулина с мычанием замотала головой. Она боялась этого имени, ненавидела его. Потому что в нём пульсировали они – люди-пузыри, консервированные крики и океан, обнюхивающий человека на пальце. Выстраданная реальность вновь грозила обернуться карнавалом из конфетти и безумия.

Она понянчила хрустального ежика, купленного в музее хрусталя, и налегла на облупившиеся двери ангара. Ржавчина застонала. Нога погрузилась в песочное нечто. Внутри простирались серо-пепельные барханы с моргавшими металлическими зрачками – костяная мука и окровавленные монеты желаний из разных эпох и миров. И то, и другое – истинное содержимое дьявольского мешка, наделявшего Влекущего властью пожинать жизни.

За опорными колоннами мерцала дневная тьма.

Сосулина прижала ежика к левой груди, поджала ногу и запрыгала вглубь. Затянула бессмысленную считалочку.

На

Мертвой

Ноге

Сидели:

Мигрень,

Огонь,

Дольки шрапнели,

Безбожник,

Сырой.

Кто

Хнычет

Там за стеной?

Говори поскорей,

Не задерживай

В ведрах

Письки людей!

Неожиданно в ответ прыснул мелодичный смех. А потом раздался до ужаса знакомый голос:

– Как же нам тебя не доставало, сестра! Иди к нам.

Сосулина, спотыкаясь и запинаясь, с удивлением потрусила вперед. За северо-западными опорными колоннами она натолкнулась на двух женщин. Ясных и чудовищных. Они походили на разорванный надвое луч солнца, из которого вычленили стерильную белизну и ультрафиолет.

Первая – красотка с чувственным ликом, словно запечатлевшим негу утренней постели, и пшеничными волосами. Белоснежная, простроченная золотом туника. Алый поясок. Вторая – настоящая страхолюдина. Отталкивающее лицо-негатив с черными белками и меловыми зрачками. Парившие выцветшие волосы, похожие на паклю. Сухая грязь на ровных зубах. Похожий на рваную тень сарафанчик. В мертвенных руках – ивовый прутик с бронзовым копытцем на конце.

Босоногие.

Сосулина знала их, хоть и отчаянно желала забыть.

Аделаида, мать лесов и союза двух тел у очага, и Умертвина, посланница смерти и похоронной хвои.