Чертовка

— Тогда почему, как я уже только что спрашивал, она их не уничтожила?

— Ну… э-э… ну, потому что не могла. Господи, если у тебя есть сот… кругленькая сумма, рука же просто не поднимется. У меня вот не поднялась. У нее тоже. Вот она и припрятала кубышку, надеясь, что, может быть, в один прекрасный день как-то удастся куда-нибудь подсунуть…

— Ох, Фрэнк…

— Ты не можешь знать, — не унимался я, — Проклятье, ты не можешь быть уверен, Стейп!

— Не только могу быть, но и уверен. Видишь ли, мне случалось иметь дело с Фаррадеями — в том магазине, которым я управлял. Я доставлял покупки в их горное гнездышко, с изрядной наценкой. В нашем сотрудничестве не было ничего преступного — точнее сказать, ничего такого, в чем можно было бы найти состав преступления, но фирму это настолько смутило, что меня перевели в другой город… Так или иначе, оставим детали моей биографии. Я веду к тому, что Фаррадеи грабили банки, и только.

— Но они могли однажды похитить девочку…

— Прекрати! Хватит с меня ерунды, Фрэнк… Сколько у тебя денег и где они?

Я уставился в пол. Потом поднял голову, стараясь не смотреть в тот угол, где стоял чемодан с образцами.

— У нее оказалось меньше, чем я думал. Всего десять тысяч долларов. Я могу… понимаешь, они у меня в пригороде… но утром я могу их привезти.

— Десять тысяч? Уверен, ты хотел сказать «сто тысяч». Да ты почти сказал это минуту назад.

— Ладно, — согласился я, — Да, черт подери, там и вправду сто тысяч. Поехали со мной — возьмем деньги.

Он замялся. Потом кивнул, слабо улыбнувшись:

— Очень хорошо, Фрэнк, но, пожалуй, сперва я должен тебя кое о чем предупредить. Я оставил письмо у ночного портье в моей гостинице, — между прочим, весьма надежный человек. Я велел ему отправить письмо, если я не вернусь сегодня к полуночи.

Стейплз расплылся в улыбке и снова громко рассмеялся.

Я подумал: «Так не может быть…» И наверное, произнес это вслух.

— Но это так, Фрэнк. Это действительно так. И теперь ты принесешь деньги. Сию минуту.

Я встал. Принес чемодан, положил его на кофейный столик и откинул крышку. Я стал разгребать образцы, но Стейплз отбросил мои руки и схватил портфель сам.

Отщелкнув замки, он издал смешной мурлыкающий звук:

— Мм. Чудесно… Надеюсь, ты не сочтешь меня жадиной, если я не предложу поделиться?

— Но ты должен, — возразил я. Потом повторил несколько раз: — Ты должен, Стейп. Не… несколько тысяч… э-э… одну тысячу. Сколько-нибудь! Сколько угодно! Я уби… я все сделал и…

— Извини. — Стейплз покачал головой. — Однако я с радостью дам тебе совет. Твои проблемы с помощью денег не решить.

— Сукин сын, — сказал я.

— Но это правда, Фрэнк. С деньгами ты будешь так же несчастен, как без них… Что ж, как ни жаль мне покидать такое приятное общество…

Он застегнул пальто и встал. Потом сунул портфель с деньгами себе под мышку.

— Я хочу получить обратно тот договор на столовое серебро, — потребовал я. — Уж это-то не будет надо мной висеть.

— Сереб… Ах да, конечно же. Весьма проницательно с твоей стороны. Можешь забрать его утром, вместе со своим заработком на сегодняшний день.

— Заработком, значит, — сказал я.

— Итак? Больше вопросов нет? Тебя не удивляет, почему я так долго не призывал тебя к ответу, зачем тянул до сегодняшнего вечера?

— Проваливай, — буркнул я.

— Девушка, мой дорогой мальчик. Решающее доказательство. В сущности, мне оно не требовалось, но…

— Проваливай!

— Конечно, конечно. Но тебе не кажется, что следует пригласить ее сюда, Фрэнк? Она ждет за углом… а ты кажешься таким одиноким.

21

Одинокий, сказал он. Я, видите ли, кажусь одиноким. А ведь кто только не составлял мне компанию. Самые разные люди. И все умерли. Все они прыгали передо мной, куда бы я ни посмотрел, все хохотали и пели у меня в голове. Все умерли. И всё понапрасну.

Всё из-за дамочки, которая родилась испорченной и с каждым днем своей жизни портилась только сильнее.

Я встретил Мону и привел в дом. Рассказал ей о Стейплзе и о том, что лишился денег. Я выложил ей все как было, надеясь отчасти, что она станет ныть или накричит на меня. Но она не издала ни звука. Она сочувствовала мне и жалела меня, но вела себя так, словно ей было все равно. Пока она могла быть со мной — а это единственное, что имело для нее значение.

Я начал думать, что, возможно, ошибался на ее счет. А если она и вправду та чудесная малышка, какой показалась мне вначале? Конечно, я не мог измениться полностью. Но я старался как мог. Удерживался от того, чтобы ее ударить. Терпел ее… до поры до времени.

Понимаете, Мона была всем, что у меня осталось. Всем, что я получил за то, что сделал. А мне нужен был кто-то рядом. Кто-то почти всегда был со мною рядом.

Я вышел купить еще виски, после чего у меня не осталось ни цента. Я вернулся, и мы стали говорить и пить. Потом говорила только она, а я пил. Вскоре я уже пил в полной тишине.

Она уснула, положив голову мне на колени. Я тоже забылся сном. Когда настало утро, мы были все там же, на кушетке.