– Странно… Хотя… будет ли с тобой участковый делиться полной картиной преступления? Может быть тебе и сказал, что зацепок нет, боясь спугнуть предполагаемого маньяка. Может быть это вообще ты, – Копылов рассмеялся, ярко представив данную перспективу, – никто ведь не знает, чем ты занимаешься, оставшись наедине с покойничками. Может, делаешь новых.
– Предельно странно, Денис,– Евгений либо не понял, либо не оценил, либо вовсе не услышал шутку, надолго уйдя в размышления.
Два друга надолго призадумались, погрузившись в не тягостное молчание. Это качество Евгения, Денис также обожал. На одной руке хватило бы пальцев, чтобы пересчитать всех людей за долгую жизнь Копылова, с кем можно было бы вот так запросто сидеть и ни о чем не говорить десятками минут.
Вопреки обыкновению, первым тишину нарушил именно Евгений. Патологоанатом ни с того ни с сего попытался предостеречь товарища:
– Знаешь, Денис… Я не буду тебя переубеждать, однако будь осторожен в деревне. Те тела, из Бамбуя, они… они… – Женя замялся, и как всегда, когда говорил о неудобных вещах, старательно отвел взгляд в сторону.
– Что? – Денис даже перестал жевать печенье, замерев в ожидании продолжения.
– Нет, ничего, – как то чересчур торопливо, на одном дыхании выпалил врач и с видимым удовольствием переключил внимание на трель поступившего звонка, нажав клавишу приема на допотопном, кнопочном мобильном телефоне, – извини, я отвечу.
– Да без вопросов.
Тела. Вот что выудило цепкое сознание Дениса из общей речи товарища.
Все-таки профессия накладывает свой отпечаток, напрочь отбив брезгливость и отвращение. На заре собственного дела Копылову пришлось много раз бывать «в поле», собирая бренные останки никому не нужных бомжей и забулдыг в разной стадии разложения. После такой закалки, невольно теряешь чувство правильного и не правильного отношения к покойникам, довольно бесцеремонно перемещая их истрепанные тела.
Едва Евгений, раздосадованный своей торопливостью и излишней словоохотливостью, нырнул в светлый, освещенный электрическим светом наружного фонаря, провал дверного проема, ведущий на улицу, как Копылов, решительно поставив граненый стакан на стол, сам решил осмотреть ближайшее к нему тело, в поисках ответа.
С первым не угадал. Разможженная голова старой бабушки противно дернулась, повинуясь тянущей воле прилипшей к простыне крови. Вместо виска старушки, посреди кучерявых, седых волос зияла самая настоящая пробоина, ведущая внутрь уже пустого черепа.
Правильно сопоставив факты, Денис пришел к выводу, что данная благообразная женщина не относилась к грибникам или рыбакам и Копылов, стараясь скрыть следы невольного любопытства, аккуратно накрыл тело тканью, постаравшись придать голове былое положение.
Тревожно посмотрев на уличный выход, опасаясь возвращения своего товарища, Денис приоткрыл следующую простыню.
Грузный, рыжий, короткостриженый мужчина с синим лицом. Выпученные глаза, изодранная кожа шеи, приоткрытый рот, завалившийся на бок язык, недвусмысленно намекали об удушении.
Ко всему прочему тело еще сохраняло запах перегара, а набор синих, специфических наколок на пальцах волосатых рук подсказали Копылову о причастности жертвы к одной из пьяных разборок, коих много происходило в последние дни.
Больше доступных тел не наблюдалось. Третий стол был пуст и старательно убран. Все прочие кровавые находки педантичный Евгений всегда скрывал от любопытных глаз в ровных, герметичных ячейках специального, слегка проржавевшего стеллажа.
Так и не удовлетворив своего любопытства, Денис направился к обеденному столу, как четкий, тихий, человеческий стон, явно донесшийся из нижнего ящика стеллажа, и тихие, скребущие звуки, донесшиеся из глубины закрытой ячейки, вынудили его замереть на полушаге, мгновенно облившись холодным потом.
Он прислушался. Тишина. Настолько глубокая, всеобъемлющая, что слышно даже тиканье часов на стене.
«Показалось?» – пронеслась в голове спасительная мысль, подсказывая разуму логическое отсутствие ошибки. Обычно в стеллажах содержались трупы, обработанные, выпотрошенные и готовые к погребению. Женя не любил накапливать работу…
«Ну же! Решайся! Трус!» – мысленно убеждал себя Денис, чтобы вопреки страху открыть хоть какую-то ячейку, – «Женя скоро придет. И ты так и не сможешь утолить свое любопытство»
Первый шаг в сторону ячеек оказался самым трудным. Он словно бы символизировал решение переступить незримую черту между страхом и любопытством, между муками совести и удовлетворением собственного желания.
Однако едва маленький, короткий шажок вперед произошел, как в душе исчезли все сомнения. Быстро, воровато подбежав к ближайшей ячейке, он рванул на себя тяжёлую, металлическую каталку, скрывающуюся в её глубине.