Читаем Чертово колесо полностью

На главпочтамте Шалико подчинялся, как кукла. Дома никто не отвечал. Тогда он попросил телефонистку соединить с квартирой дедушки и сообщил тому безрадостную весть: подрался, ранил человека, срочно нужны деньги. Потом еще раз спросил у капитана жестом: «Сколько?» Тот на пальцах ему показал: «Десять». Шалико произнес сумму, немного послушал и печально повесил трубку.

— Ну, что? — спросил у него Мака.

— Обругал меня и бросил трубку, — признался бедолага. — Но пообещал передать родителям.

Мака разозленно посмотрел на него:

— Плохи твои дела, парень! — и приказал садиться в машину.

— Куда мы едем? — робко спросил Шалико, но ответа не получил.

А Мака думал о том, что сейчас надо закинуть этого гаденыша на его хату, забрать паспорт, дать пару дней на раскрутку… Его не покидало сомнение: правильно ли он все сделал?.. Казалось, что недорасспросил студента и слишком быстро перевел разговор на деньги, хотя по правилам надо ждать, когда тот сам заговорит об этом. Но ничего, студент никуда не денется. Паспорт Мака оставит у себя, и завтра-послезавтра они опять встретятся. Куда оболтус без паспорта?

Выпуская Шалико около подъезда, Мака предупредил:

— Глупостей не делай. Из-под земли достану.

— Ясно… — обреченно кивнул Шалико и исчез.

Теперь надо заскочить на базар, купить мед, фрукты, лимоны, заехать домой, взять бульон и отвезти все матери в больницу.

Еще одно неприятное поручение маячило перед ним. Мака старался не думать о нем, но это была личная просьба майора, и отказать невозможно.

В два часа ночи, в темноте, он поехал на Элия.[30] Миновал Арсенал, пропетлял по мертвым глухонемым улочкам и притормозил около темного дома. Позвонил. Надрывно залаял пес. К воротам долго не подходили, но наконец открыли.

— Готово? — спросил он в темноту, унимая в себе неприятное чувство.

— Готово. Входи.

Стараясь не смотреть на открывшего, Мака прошел по двору мимо неестественно толстого пса, который чесался, позванивая цепью, и гулко, басовито, отрывисто взлаивал. Показалось, что во дворе пахнет трупной гнилью.

— Тихое место, — пробормотал он.

Открывший, человек в очках и кожаном фартуке, из кармана которого высовывался шланг, запер ворота и махнул рукой в глубь двора:

— Только что закончил.

На голове у него была, несмотря на жару, высокая серая каракулевая папаха.

Когда шли мимо пса, исподлобья наблюдавшего за ними, Мака спросил:

— Что за странная порода?

— Собака с волком, — кратко отозвался человек и, прежде чем войти в сарай, щелкнул выключателем.

В пустом сарае, на высоком столе, в черным полиэтилене лежал труп.

— Все в порядке? — спросил Мака, глупо понижая голос.

— Готов. Выпотрошен дочиста. Лицо я тоже… ликвидировал… почистил… Пальцы отрезал… зубы выдрал. Ни один эксперт ничего не определит.

— Отпечатки? — спросил Мака, стараясь не смотреть на стол.

— Нету. — Бальзамировщик потянулся к полиэтилену, Мака остановил его:

— Не надо. Верю, — но тот приоткрыл полиэтилен:

— Нет, ты посмотри на работу, чтоб потом не было всяких ляй-ляй.

Мака кинул взгляд. Вместо лица светлело какое-то расплывчатое пятно.

Бальзамировщик, прицелившись, забросил шланг в глубокий таз и принялся мокрыми руками снимать фартук. Маку потянуло выйти.

Во дворе он полез в карман и передал сверток:

— Вот деньги, Бальзам-ага. Майор благодарит.

— Пригони машину во двор. К сараю.

Мака завел машину во двор. В свете фар сверкнули глаза пса, неподвижно и раздраженно взиравшего на машину. Щетина подрагивала, морда кривилась скрытым рычанием. Маке показалось, что в тазу возле будки свалены кишки. Он поспешно закурил.

Когда они втолкнули мешок с трупом на заднее сиденье, бальзамировщик размеренно сказал:

— В воду не бросай. Он газетами набит, может всплыть.

Мака тупо кивнул.

На спуске он поймал себя на том, что старается ехать без тряски. Перекрестился и с тоской вспомнил транспортную милицию. Руки его словно были опущены в чугунный трупный холод, который вполз, когда они волокли труп в машину. Руль повиновался плохо.

«Бросишь прямо на улице! — вспомнил Мака приказ майора. — Где-нибудь на улице Леселидзе, понял? Чтоб обязательно в Кировском районе, не забудь, это важно!»

Он повел машину под мост.

Чей это труп, почему на Леселидзе, — Мака не знал и знать не хотел. У майора свои дела с ворами, и это, как можно предполагать, труп одного из них. Чтоб они все провалились! Больше он на такие поручения не подпишется! Хватит! Пусть бурдюк сам развозит трупы своих врагов, а с него хватит! И как он смеет повышать на него голос, когда ему, Маке, столько известно о начальнике, что на пять пожизненных и десять расстрелов хватит?! И чем только в этом угро заниматься не приходится!.. Да и опасно. А ну, сунут сейчас нос в багажник ГАИ или рейд, что тогда?.. Чей труп?.. Кто пойдет на срок?.. Майор?.. Нет, он, Мака! И на всю катушку!.. Вовек не отмазаться!..

34

Ночью на краснодарском вокзале Пилия влез в тамбур своего поезда, открыл дверь в вагон. Пахнуло тяжелым запахом пота, в глазах зарябило от полок и людей. Он вслух выругался — сучка-кассирша подсунула плацкарту!.. Проводника не было видно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза