Чертово колесо

— Поживешь там, посмотришь, что к чему, — сказал Нугзар, хотя сейчас ему было очень не по душе, что Сатана уезжает. «Но оставлять его здесь?.. С героином, шумом, едой-питьем и пьянкой?.. Нет, пусть едет. Эти немрусы — его люди, он много сидел по русским зонам, как рыба в воде среди них…» — А если что не так — завтра же они привезут тебя назад. Героин не забудьте!

— Хорошо, — был привычно согласен Сатана, знавший, что Нугзар — это профессор в кубе, как его называли на зонах. — Ты, значит, тут?

И они обнялись с Сатаной.

— У вас там жрать-пить есть? — вспомнил Сатана, запихивая пакетик с героином куда-то в трусы.

— Есть. Моя муттерь сегодня манты варит — вкусные!.. А завтра бешбармак кохать[126] будет. Любишь бешбармак?

— Бешбашмак? — не смог повторить Сатана.

— Ну, такой фляйш[127] с картошкой… Шнапс тоже найдется.

— Тогда живем, братва! Посмотрим на эту Германию! — Сатана хлопнул их по очереди по спинам, отчего Васятка полетел вперед, а Юраш качнулся, но устоял, бормотнув:

— Тише, ебаный кебан, угробить же можно.

— Только так, лац-луц, хип-хоп, орера! — схватился за чуб Сатана.

56

Несколько дней от Сатаны из Германии не было ни слуху, ни духу. Васятка звонил один раз — сказать, что доехали по проселочным без приключений. На звонки мать Васятки отвечала, что сын живет у дружка, а телефона там нет.

Значит, они все трое там, у Юраша, родители уехали. Надо ждать. И решать, куда поселить Сатану после Германии.

Сдать Сатану в азил представлялось Нугзару все более разумным: Сатана тут все равно не удержится, сядет в тюрьму, не сегодня — так завтра. Его хоть на Марс пошли — он воровать и грабить не перестанет… А если сдать его в азил, то тогда он хоть с пользой отсидит год и потом получит новые данные, на любое имя, утопит свои пять судимостей, станет чистым, свежим, спортсменом-самбистом (кем и был когда-то), который пострадал за правду — легенду О выдумает, она много переводит, знает, что и как надо плести.

Впрочем, по ее словам, сходит и без всяких легенд, а тех, кто идет в несознанку, сажают в лагерь — чтоб вспомнил, где его родина и куда его отправлять назад. Ну, а если память в советских органах или китайских застенках так отшибли, что беглец ничего не помнит, то прокурор не позволяет дольше года держать в лагере, поскольку человек никаких преступлений не совершил и не его вина, что чиновники за это время не сумели добиться от него правдивых данных для депортации… Она даже говорила, что если беженец вообще молчит — его все равно отсылают по тому же маршруту: в лагерь, и через год — на свободу. А что делать?.. Расстреливать тут запрещено… У нас бы избили до полусмерти, вырвали бы, откуда он, и отправили бы восвояси, а тут нет — демократия… И все. После лагеря Сатана по-любому получает разрешение на житье и живет себе припеваючи под любым погонялом, какое ему в голову взбредет…

Да вот хотя бы «Кока Гамрекели» — чем плохо? Княжеская фамилия, не то, что у Сатаны — бульдожий рев с визгом: «До-боррр-джжж-ги-на-дззззе!»… Сатана смеялся: ни одному вертухаю в русских зонах не удалось ее произнести — ломали себе зубы о звуки, бедные… Хотя нет, зачем «Гамрекели»?.. Этот Кока — живой человек, он возьмет себе новый паспорт и, если он живет в Париже, то скоро по Европе будут бегать два Коки с одинаковыми данными. И обязательно где-то пересекутся. И погорят. Зачем?.. Пусть Сатана кричит себе любое имя — О говорит, что чиновники пишут только то, что им соизволит сказать беженец. А что им остается больше?.. Маузеры из ящика вынимать запрещено.

Так Сатана может жить дальше, пока, конечно, чего-нибудь не вытворит и не угодит в полицию. Но это его участь, вряд ли он захочет жить спокойно и мирно, как собирается сделать Нугзар. Сатана пока молод. Да и другой совсем человек… Кстати, тюрьмы тут, по словам О, вполне приличны, можно жить в одноместном номере со всеми удобствами, телефоном и телевизором, научиться языку и другим разностям. Спорт, компьютеры, некоторых даже на субботу-воскресенье домой отпускают… А ну, пусти нашу зону домой — многих ли соберешь в понедельник?..

«Ничего, Сатана и в этом тюремном раю быстро свой порядок наведет. Хоть и не вор, а воры его опасаются. Воры тоже люди», — усмехнулся Нугзар тому, как ему приходится сейчас суетиться, сновать среди людей, мельтешить, считать гульдены, когда раньше все делалось на черной «Волге» с шофером, с шиком и блеском, с друзьями детства на заднем сиденье… Их не хватает больше всего…

Щеголь Гивия Микеладзе был модник, бабник, кидала и катала, брился в день два раза обязательно, а иногда — и три. Мало было в районе молодых девушек, которых он обошел своим вниманием: теплыми ночами подъезжал к их окнам на своем (невиданном тогда) «Опеле», включал погромче Барри Уайта, дымил душистыми сигаретами и всех приглашал в одно и то же место — в Сочи, на «клубнику в сметане».