Чертово колесо

Тугуши пообещал заехать через час. И не соврал. Успел как раз к котлетам, сервированным на метровых в диаметре тарелках с хрустящими салфетками. Бабушка сидела рядом в кресле и смотрела телевизор, где потный Хасбулатов вел заседание съезда и поминутно снимал сушняк, отпивая воду маленькими глоточками.

После котлет приятели ушли в другую комнату, и Тугуши рассказал все, что знал о приезжих проститутках. Зовут их Катька и Гюль, они из Москвы, сейчас живут у одного доходяги на хате, кочуют по компаниям, показывают сеанс лесбоса, а потом их можно по разу отпороть, причем Гюль так свихнута на сексе, что под горячий член и крепкую руку дает и без денег, только надо успеть засунуть, пока она в себя не пришла после сеанса. А ее подружка, Катька, от работы отлынивает, зато охотно рассказывает по секрету всему свету, что Гюль — дочь больших людей из Алма-Аты (отец казах, мать русская), учится в МГИМО, деньги у нее есть, но она очень любит секс, особенно с кавказскими, так почему бы турне не сделать, на солнышке не погреться, а заодно и пару копеек не зацепить?.. Катька держит общую кассу и безбожно надувает чокнутую Гюль, которая ни о чем, кроме оргазмов, думать не может — они из нее сыплются, как из рога изобилия.

Потом Тугуши сообщил, что у девочек уже были первые неприятности: где-то тайком засняли сеанс на видеопленку и шантажировали милицией, где-то кинули, не дали денег, где-то отказались от глупого сеанса, но взамен так затрахали до полусмерти в групповую, что даже крепкая Гюль, которой все нипочем, неподдельно стонала, обмазывая мазью анус, куда ей сунули дуло пистолета, когда она попыталась от чего-то увильнуть.

— А сам ты их видел? — спросил Кока.

— Мельком, когда они в кабинет к директору входили, — замялся Тугуши, но тут же заверил: — Хорошие бабцы. Ребята их в долг трахали. Представляешь, эти дурочки в долг давали и в блокнотик записывали, кто сколько им задолжал!.. Писали, например: «Пятнадцатое сентября: Дато — три орала, Отар — два анала, Вахо — два простых. Шестнадцатое сентября: Бидзина — два анала, Нодар — три орала»… — развеселился Тугуши. — И чем кончилось? Этот блокнотик у них выкрали, и счет пришлось начинать заново. Так что они сейчас настороже.

— Нам это нужно? — лениво переспросил Кока, привыкший в своей кочевой жизни мастурбацией решать все проблемы: есть что-нибудь съедобное, живое — хорошо, нет — сухпайком можно обойтись. В Тбилиси приходилось пробавляться, чем Бог послал. Эра целок еще не закончилась, хотя эра свободного секса уже наступала. — Видел я эти сеансы. В Париже блядей больше, чем людей!

— Все люди бляди, сказал Шекспир, слезая с Нади! Так посмотреть — все недотроги, а в постели хуже сатаны, — глубокомысленно поддакнул Тугуши.

— В этом и есть самый смак, — засмеялся Кока. — Сидит себе женщина, вино пьет, беседует, а потом вдруг — раз! — и уже член сосет. — Щеки Тугуши, и так розовые, как поросячья шкурка, стали цвета его рыжих волос. — Вообще наше счастье, что бабы нас силой брать не могут, а то заизнасиловали бы насмерть! Слава богу, природа мудро устроила: мы их насильно трахать можем, а они нас — нет.

— Сеанс можно провести у меня на даче в Цхнети. Отец в Батуми в командировку уехал, а мать в город спустилась, скучно ей одной на даче сидеть, — вернулся Тугуши к обсуждению деталей.

Его новая идея была уже получше. Отец Тугуши — большой начальник на железной дороге, у матери больные ноги, а дача стоит в укромном месте, где никто не потревожит. Но это не снимало проблемы денег и кайфа.

— А без сеанса нельзя? — поинтересовался на всякий случай Кока. — Может, дешевле будет их просто потрахать в долг?

— Нет! Без сеанса нельзя, — строго ответил Тугуши, чувствовавший себя ответственным за серьезное дело. — Только со сеансом! В долг уже не дают, надавались на тысячи.

Они решили позвонить Нукри, которого это могло заинтересовать (если любит порножурналы, то и от живого товара не откажется). Нукри выслушал и односложно ответил:

— Давай. Что-нибудь найдем. Сегодня не могу — на панихиду иду. Завтра. Бабы хоть молодые?

Курочки-конфетки! Бабцы в соку! — заверил Тугуши и тут же сдуру сболтнул, что Катька худа и сутула, как морщинистая трость с набалдашником, а Гюль от обильной еды и спермы поправилась в Тбилиси на шесть кило.

Немногословный Нукри хмыкнул и повесил трубку. Тугуши побежал искать доходягу, у которого они жили. Тот исполнял при бабах роль секретаря — они доверяли ему, и он один знал расписание их дел и сеансов.

А Кока поспешил достать из Монтеня остаток трухи. Он всегда рассовывал свой кайф по книгам, хотя после недавнего прокола с Блоком стал прятать выше, справедливо полагая, что бабушке до верхних полок дотянуться будет труднее. Он был уверен, что бабушка регулярно осматривает его комнату, вещи, кровать, а стол даже изучает под лупой, иногда выковыривая крошки анаши и предъявляя их Коке, который кидал находки в рот, жевал и, демонстративно чавкая, говорил: «Хлеб! Простой хлеб!» А книг, сколько их Кока не сдавал книгоношам, все еще имелось в обилии.