Она подняла голову: на подиум, как всегда безупречно одетый, поднимался Шелдон Д. Фейри. Шел он уверенно и даже с некоторым изяществом, так, будто зал набит битком, а за каждым его движением следят телекамеры. Он бесстрастно оглядел пустой зал.
Торги состоятся, поняла Кензи, испытывая смешанные чувства человека, оказавшегося случайным свидетелем аварии.
«Нас ждет провал, – мысли в голове у Кензи отчаянно метались. – И все из-за меня. И теперь уж мне ни за что не найти новой работы. Да поможет мне Бог. И что это на меня нашло?»
И еще одна вещь вдруг дошла до ее сознания: последние пять минут телефоны молчат. Зловеще молчат.
– Лот первый, – объявил Шелдон Д. Фейри. – «Портрет леди Дигби». Мастерская Ван Дейка.
Двое молодых людей в зеленой униформе вынесли картину в позолоченной раме и установили ее на подставку. Одновременно на экране высветился слайд.
– Стартовая цена – одна тысяча долларов.
Взглянув на монитор стоящего перед ним компьютера, Арнольд поднял карандаш.
– Одна тысяча...
На противоположной стене заплясали цифры, фиксирующие обменный курс доллара – японские йены, марки ФРГ, английские фунты, итальянские лиры, франки – французские и швейцарские.
– ...сто долларов, – закончил Арнольд.
Тут же взметнулись карандаши в руках Зандры и Кензи.
– ...Тысяча двести... тысяча пятьсот... две тысячи... три... четыре...
Цена стремительно, словно подгоняемая палочкой невидимого фокусника, поползла вверх, живя собственной жизнью.
– Десять тысяч... Десять пятьсот... одиннадцать... двенадцать...
Прошла еще одна томительная минута, и раздался стук молотка:
– Продано за восемнадцать тысяч долларов по телефонному звонку.
В четыре с половиной раза дороже расчетной стоимости!
Кензи глубоко вздохнула. Так, подумала она, пока неплохо. Если и дальше так пойдет...
Зеленорубашечники унесли проданное полотно и появились с новой картиной.
– Лот номер два.
Невозмутимо возвышаясь над кафедрой, Фейри излучал полную уверенность в себе.
– «Портрет итальянского вельможи», также из мастерской Ван Дейка. Стартовая цена – тысяча долларов.
Зандра и Кензи уже переговаривались с покупателями, находящимися в сотнях миль от них; Арнольд не сводил глаз с монитора, на котором возникали все новые цифры.
– Шесть тысяч... шесть пятьсот... семь... семь пятьсот...
Цифры прыгали, нули умножались.
– Пятнадцать тысяч... пятнадцать пятьсот... пятнадцать пятьсот раз... пятнадцать пятьсот два...
Удар молотка.
– Продано.
Почти в четыре раза дороже, чем предполагалось.
Кензи испытала необыкновенное чувство облегчения, словно на нее подействовало сильное успокоительное. Ближайшее будущее представало в розовом свете.
Радоваться, конечно, рано, однако же на такое начало даже она не рассчитывала.
«Кто знает, – с оптимизмом спрашивала себя Кензи, – кто знает, может, все и впрямь получится, как надо? Может, когда все закончится, все мы будем благоухать, как розы?»
Но тут везение кончилось.
На третий лот – распятие работы одного из учеников Ван Клеве, на четвертый – небольшой пейзаж работы Барента Граата, на пятый – «Портрет дамы в облике Венеры» Ван дер Хельста покупателей не нашлось. Каждая неудача сопровождалась бесстрастным ударом молотка: «Снимается с торгов».
Для Кензи эти удары были что нож в сердце. «Беда, – подумала она, и тут же себя одернула. – Надо называть вещи своими именами. Мы в дерьме. В куче дерьма».
Но фортуна, видно, решила сегодня поиграть с ней. Колесо завертелось в обратную сторону.
За шестой лот, «Поклонение волхвов» Яна Ван Скорела, дали двадцать одну тысячу, примерно на шесть тысяч больше, чем они рассчитывали.
Седьмой лот, «Мадонна с младенцем» кисти Рафаэлино дель Гарбо, ушел за тридцать шесть с половиной вместо двадцати.
Теперь Кензи уже не позволяла себе предаваться мечтам, и правильно делала. Следующие шесть лотов не дотянули до стартовой цены.
Чувствуя, как начинает раскалываться голова, Кензи изо всех сил прижала ладони к вискам. Она по опыту знала, что ждет ее впереди. И заранее страшилась этого.
Пойдут звонки и письма от акционеров, разгневанных тем, что они не сумели продать картины. А отвечать придется ей.
– Лот четырнадцатый, – послышался невозмутимый голос Фейри, – натюрморт Питера Клеха. Масло. 1630 год.
Оцененная предварительно в сумму от пятисот до семисот тысяч долларов, данная работа представляла собой первую по-настоящему значительную приманку на этих торгах.
– Стартовая цена – двести пятьдесят тысяч долларов.
Кензи затаила дыхание – она слишком хорошо понимала, что стоит на кону.
Непродолжительная, но яростная схватка между клиентами Зандры, с одной стороны, и Арнольда – с другой, привела к тому, что картина была продана за миллион двести пятьдесят тысяч.
Ну вот он и настал, миг триумфа! Услышав удар молотка, Кензи почувствовала такую слабость, что ее едва не стошнило.
Отныне все пошло как по маслу.
К десяти тридцати в зале появилось еще одиннадцать покупателей – они точно рассчитали, что интересующие их вещи будут выставлены как раз к этому времени.
Еще через полчаса эта цифра дошла до тридцати трех, включая и репортера из «Нью-Йорк таймс».