Черты и силуэты прошлого - правительство и общественность в царствование Николая II глазами современника

Если в массе крестьянского, а тем более фабричнозаводского населения война не вызывала ни патриотического чувства, ни негодования, то, наоборот, среди культурных классов она, несомненно, пробудила патриотическое чувство. Так, в земской среде она немедленно породила полное единение. Исчезли все политические разномыслия, и кадеты как правого, так и левого крыла проявляли такую же патриотическую приподнятость, как и лица, исповедовавшие правые лозунги. Молодые представители наиболее левых тверских родов, например Бакунины, тотчас пошли добровольцами на войну. Не отставала и интеллигенция в кавычках: третий земский элемент выказывал полную готовность работать не покладая рук для надобностей поставленного на военную ногу государства. Партийные задачи, насколько можно было об этом судить по общественным элементам Тверской губернии, были временно забыты.

Увы, не так отнеслись к тому же делу исконные земские интриганы, из них же первый — пресловутый будущий разрушитель Русского государства кн. Львов. Его первой заботой было воскрешение общеземской организации, причем, разумеется, он приложил все старания, дабы стать во главе этого дела. Не имея никаких формальных связей с земством, так как он уже давно не состоял гласным ни губернского, ни уездного земства (его родной уезд Тульской губернии, досконально его знавший, уже давно его забаллотировал), он тем не менее ничтожесумняся решил возглавить собственной персоной общеземскую организацию. Проникнуть наверх и усесться на председательское кресло какими-либо косвенными путями было для него делом привычным. Достиг он этого и в данном деле. Прием, им употребленный, был столь же циничен, как и прост. Дело в том, что ему удалось какими-то путями сохранить от возглавления им во время Русско-японской войны общеземской организации довольно крупную сумму, в ту пору, когда еще не привыкли швыряться миллионами, казавшуюся даже огромной, а именно 800 тысяч рублей. Когда в Москве впервые собрались для образования общеземской организации земские деятели определенного уклона, то среди них, разумеется, тотчас появился кн. Львов, причем цинично заявил, конечно в кулуарных перешептываниях, что в случае его избрания он внесет в ее кассу упомянутые 800 тысяч, тем самым говоря, что в противном случае он этого не сделает. Однако поначалу ход этот не возымел надлежащего действия. В Москве среди собравшихся земских людей, естественно, имели сильное влияние и большое значение московские земцы. Между тем ими намечалось на означенное место другое лицо, а именно гр. Ф.А.Уваров, член Государственного совета от московского земства, и именно это лицо на первоначальном частном совещании собравшихся земцев и было избрано. Но судьбы России, очевидно, были предрешены. Гр. Уваров от выбора решительно отказался. Он тотчас по объявлении войны решил вступить в войсковые ряды среди родного ему казачества, в составе которого он состоял офицером запаса. Усиленные уговоры московских земцев, к которым присоединились и многие земцы других губерний, остались безрезультатны. А тем временем кн. Львов усиленно сзывал со всех концов России своих единомышленников, среди коих многие по существу вовсе не принадлежали к той клике беспринципных честолюбцев, ярким представителем которой искони и до конца своих дней был кн. Львов. В конечном результате отказ гр. Уварова расчистил дорогу кн. Львову, и он стал во главе общеземской организации, причем самые выборы были каким-то непонятным для меня образом произведены без предварительного созыва и оповещения составлявших общеземскую организацию специально уполномоченных для сего губернскими земскими собраниями^[666]. По крайней мере, я, член общеземской организации по уполномочию тверского губернского земства, извещения о предстоящем учредительном собрании не получал и посему на собрании этом не присутствовал.

Трудно определить все то огромное значение, которое имел выбор кн. Львова, с одной стороны, и отказ гр. Уварова, с другой. Не подлежит никакому сомнению, что, будь гр. Уваров на месте кн. Львова, все дело бы получило совершенно иной характер. Весьма возможно, что оно не получило бы такого широкого размаха, который оно получило при Львове. Чужие, будь то народные, средства для Львова были трын-трава. До скаредности скупой в личной жизни, общественные деньги тратил он не столько щедро, сколько расточительно.