Червь

Он услышал отвратительное шебуршание, которое, похоже, издавал скользящий по кафелю червь. Потом раздался всплеск, и Тони понадеялся было, что тварь вернулась в трубу. Но та вела себя при атаке настолько агрессивно, что предположение казалось смехотворным. Подобные твари просто так не сдаются.

В ванной стало тихо.

Раздавалось лишь капанье воды.

Даже Стиви перестал тявкать.

Унитазная вода протекла под дверь, и теперь Тони стоял в холодной, зловонной луже. Он ждал. Минуту, две, три. Постепенно он ослабил давление на дверь. Он ждал, что червь снова ударит, но этого не произошло.

В ванной стояла абсолютная тишина.

Он посмотрел на Стиви. Маленькая шавка стояла, наклонив голову, с выражением, вызывавшим у Чарис невероятное умиление. Но Тони знал, что Стиви лишь пытается изображать милашку. Подобное выражение у псов обычно означает «Какого хрена?» Так было и так будет всегда, не смотря на желание Чарис думать иначе.

С бешено колотящимся сердцем, Тони отодвинулся от двери.

Черт, да по ней словно молотками дубасили. Огромными, гребаными молотками. Трудно было поверить, что один — хоть и большой и жуткий — червь мог причинить такой ущерб. Черви — мягкотелые существа и, похоже, кому-то нужно об этом напомнить.

В ванной по-прежнему было тихо.

Стиви поднял на него морду, с тем же самым выражением, и Тони передразнил его. В самом деле, какого хрена? Он почувствовал странную солидарность с этой шавкой. Они всегда активно презирали друг друга, но сейчас что-то изменилось. Общее отчаяние и страх объединили их. Разве Чарис не удивится и не станет ревновать, когда Стиви начнет водить с ним дружбу?

Тони присел возле пса и потрепал его за шерсть.

— Дай бог, чтобы эта тварь ушла, — прошептал он. — В любом случае, нам лучше убираться отсюда, пока она не вернулась.

Поэтому нужен план. На любой план требует действия, а действие означает движение, то есть ему придется повернуться к двери спиной, а ему совсем не нравилась эта идея. Но в ванной было тихо, и он не очень-то верил, что червь сумел бы так затаиться.

Он медленно поднялся на ноги, сморщив нос от жуткого смрада, идущего из ванной. Он не мог понять, что это. Какой-то странный, сырой запах дерьма, мочи, грибной трухи и червивой гнили. Ужасная вонь.

— Будь начеку, Стиви. Услышишь что-нибудь, лай громче.

Он был уверен, что разговаривает сам с собой, но, пятясь в коридор, увидел, что Стиви по-прежнему сидит у двери и сверлит ее холодным, решительным взглядом. Тони вбежал в спальню и стянул с себя мокрые носки. Снял «треники», натянул какие-то джины, накинул толстовку и надел сухие носки. Так-то лучше. Вытащил из шкафа рюкзак. Набил его бутилированной водой и едой. Хватит продержаться, пока они не выберутся из города.

Когда вернулся к двери ванной, Стиви по-прежнему стоял на посту.

Тони натянул резиновые боты, и вытащил из шкафа биту для софтбола. Может, это не лучшее оружие, но она из твердой древесины и сможет легко крушить черепа, ну и червей, наверное.

— Окей, Стиви, — сказал он. — Я хочу посмотреть. Вдруг тварь ушла, но я должен знать наверняка.

Стиви одарил его знакомым взглядом. Что? Хочешь, чтобы червь сожрал тебя?

Тони подошел к двери, и, не колеблясь, открыл ее, живот словно пронзила белая стрела страха.

Ничего.

В ванной творился полный бардак, но червя видно не было. В ванне ничего. И в раковине ничего. От унитаза почти ничего не осталось, кроме основания, которое было крепко привинчено к полу, и черной, уродливой трубы слива.

Тони вздохнул, и опустил биту.

Это какой-то палтус, мутировавший за долгие годы нахождения в зловонной тьме. Единственный в своем роде.

Он ушел, и больше его, наверно, никто не увидит.

Убеждая себя в этом, Тони почувствовал себя лучше. Действительно, гораздо лучше… хотя он понимал, что больше никогда не сядет на унитаз голым задом, выставляя его напоказ подземному, кишащему червями кошмару.

— Окей, давай-ка выбираться отсюда, — сказал он. — Навестим Стефани, или заглянем к О'Коннорам.

Тут из трубы послышался всплеск. Это была не просто вода, и Тони знал это.

— Черт, — воскликнул он.

6

— Что на этот раз?

— Сюда! — закричала Кэтлин. — Поторопись, ради бога!

Пэт Макенридж вздохнул. Он выглянул из окна и посмотрел на свой «Додж Рэм», стоящий на подъездной дорожке. Потом повернулся и пошел по коридору. — Где ты, черт побери?

— Здесь, внизу! Поторопись!

Боже, пусть лучше это будет веская причина. Очень веская причина. Потому что если он спустится и выяснится, что она распаниковалась из-за глупого гребаного паука, вылезшего из сушилки, он психанет. Психанет по-настоящему.

— Ты идешь, или что?

В ее голосе уже звучала истерика.

Он торопливо спустился по лестнице, остановившись перед самой дверью в подвал. — Что?

Она хрипло пробурчала. — Может, соизволишь уже спуститься, или мне пойти и привести тебя за руку?

О, ну и рот!