Червь

По-видимому, Эмма тоже это поняла, поэтому шагнула вперёд. Группа расступилась, давая ей место.

— В чём дело, Тейлор? — сказала Эмма. — Ты выглядишь расстроенной.

Её слова, казалось, не подходили к ситуации. Я держала себя в руках всё это время. Сейчас я скорее испытывала смесь разочарования и скуки, чем что-то ещё. Я открыла рот, чтобы ответить. Простого «отъебись» вполне бы хватило.

— Ты так расстроена, что собираешься целую неделю, каждый вечер плакать в подушку, пока не уснёшь? — спросила она.

Желание что-либо сказать пропало, едва я осознала, что именно она сказала.

Примерно за год до того, как мы пошли в среднюю школу, я была у неё в гостях, мы вместе завтракали и слушали громкую музыку. Вдруг вниз спустилась старшая сестра Эммы с телефоном. Мы выключили музыку, и на другом конце телефона мой отец срывающимся голосом сказал, что мама погибла в автомобильной аварии.

Я рыдала всю дорогу, пока сестра Эммы подвозила меня до дома. Я помню, Эмма тоже плакала из сострадания. Может быть, из-за того что она считала мою маму самой клёвой взрослой в мире. Или, возможно, из-за того, что мы действительно были лучшими подругами, и она просто не знала, как мне ещё помочь.

Мне не хотелось вспоминать тот месяц, но воспоминания всплывали в голове без моего на то желания. Я вспомнила, как случайно подслушала отца. Над гробом матери он упрекал её за то, что она за рулём писала СМС, и обвинял её в этой аварии. Пять дней я почти ничего не ела, мой отец был настолько разбит, что ничего не замечал. Я обратилась за помощью к Эмме, попросила, чтобы несколько дней меня кормили у них. Думаю, мама Эммы обо всём догадалась и поговорила с отцом, поскольку он наконец начал мною заниматься. Вместе мы как-то наладили быт, поэтому наша семья не развалилась.

Это произошло через месяц после смерти мамы. Я и Эмма сидели на мостике детского комплекса в парке, сидеть на сырой древесине было холодно, и мы потягивали кофе, купленное в ближайшей забегаловке. Нам было нечем заняться, потому мы гуляли и говорили о всякой ерунде. Блуждания завели нас на эту площадку, и мы дали ногам отдохнуть.

— Знаешь, я восхищаюсь тобой, — внезапно сказала она.

— Почему? — спросила я, озадаченная тем, что она, настолько интересная, удивительная и популярная, смогла найти во мне что-то, чем можно восхищаться.

— Ты такая сильная. После того, как твоя мать умерла, ты была полностью разбита. Но ты смогла восстановиться за месяц. Я бы так не сумела.

Я вспомнила своё давнее признание:

— Я совсем не сильная. Я могу держать себя в руках днём, но я целую неделю рыдала в подушку прежде, чем мне удавалось уснуть.

Я заревела, прямо там. Тогда она позволила поплакать на её плече и наш кофе остыл прежде, чем я смогла успокоиться...

А сейчас я безмолвно уставилась на Эмму, и её улыбка стала ещё шире. Значит, она помнила мои слова. Она знала, какие воспоминания они разбудят. В какой-то момент она припомнила этот эпизод и решила использовать его как оружие. Она дождалась подходящего момента чтобы добить меня.

Блядь, это сработало. Я почувствовала, как по моей щеке пробежала слеза. Моя сила рвалась на свободу, звенела в ушах, давила на меня. Я едва сдерживала её.

— Смотрите! Она плачет! — засмеялась Мэдисон.

Разозлившись на себя, я провела рукой по щеке, стерая слезу. Но её место готовы были занять новые.

— Похоже, у тебя есть суперсила, Эмма! — захихикала одна из девушек.

Я сняла рюкзак, чтобы прислониться к стене. Я собиралась его поднять, но раньше, чем успела это сделать чужая нога зацепила ремень и потащила его на себя. Я посмотрела вверх и увидела, как темнокожая, грациозная София ухмыляется мне.

— Боже мой! Что это она делает? — спросила одна из девушек.

София стала, прислонившись к стене, и небрежно поставила ногу на верхнюю часть рюкзака. Я поняла, что если попытаюсь вступить в борьбу, это даст ей возможность продолжить игру “тяни-толкай”. Я не стала забирать рюкзак, протолкнулась мимо собравшихся девушек, при этом так двинув плечом какого-то случайного зрителя, что тот чуть не упал. Я пронеслась вниз по лестнице, и выскочила из дверей на первом этаже школы.

Я бежала. Я не проверяла, но они могли наблюдать за мной из окна в конце коридора. Это уже не имело значения. Меня не волновало, что я только что пообещала заплатить тридцать пять долларов из своих карманных денег за учебник по обществознанию, чтобы заменить испорченный виноградным соком. Пусть даже это были все деньги, которые у меня остались после покупки деталей для костюма. Мой арт-проект, недавно отреставрированный, тоже остался в рюкзаке. Я знала, что ни учебник, ни арт-проект не вернутся ко мне в целости и сохранности. Если я вообще смогу их вернуть.