Червь

В: Вы не говорили ей, за кого вы ее почитаете?

О: Напрямик нет, сэр: мистер Лейси не дозволил. Только так, играючи – вроде бы хочу о ней поразузнать, а заодно и себя потешить. А она, как я и сказывал, стоит на своем. И отвечает так – ну горничная и горничная.

В: И ваша уверенность поколебалась?

О: Да, сэр, но лишь до той поры, когда я проведал, что она проводит ночи с Диком. Тут уж я не знал, что и подумать. Разве что она насмехается над хозяином за его спиной. А у меня все не идет из головы, что ее-то я в Лондоне и видел. И, как оказалось, я не обманулся. Я вам потом расскажу.

В: Вам доподлинно известно, что Его Милость не оказывал ей особого расположения, никогда с ней не уединялся или еще что-нибудь в этом роде?

О: Мне, сэр, такого видеть не случалось. Ну, пожелает ей доброго утра, в пути нет-нет да и спросит, не притомилась ли, не скучает ли – обычнейшая учтивость знатного джентльмена в обхождении с младшей братией.

В: Не припомните ли, чтобы она втихомолку пробиралась в его покой?

О: Нет, сэр. Откуда бы мне было узнать: в верхнее жилье я поднимался редко – только что к мистеру Лейси. У трактирщиков ведь какой порядок: у горничных своя почивальня, а мужская прислуга к ней и не приближайся, пусть спит где-нибудь подальше.

В: Дельное правило. Хорошо. Расскажите теперь, что происходило в Уинкантоне.

О: Остановились мы в «Борзой». И вот подходит ко мне человек в дорожном сюртуке – этот человек нас сразу заприметил. Подходит, значит, и спрашивает: «Что это вы затеваете?» – «Ничего, – говорю, – не затеваем. А что это вдруг за расспросы такие?» Он подмигивает: «Да полно тебе. А то я не знаю, кто он, этот твой мистер Бартоломью. Я два года тому служил кучером у сэра Генри У., так этот джентльмен к нему, бывало, захаживал. Я его и этого немого из тысячи узнаю. Это не кто иной, как...» Ну, та самая особа, про которую я сейчас говорил.

В: Он назвал его по имени?

О: И его, и его вельможного родителя. Вот, думаю, незадача! Ну что тут будешь делать? Спорить я не стал, а только подмигнул в ответ и говорю:

«Может, он, может, не он. Только ты набери в рот воды: он свое имя открывать не желает». А он мне: «Так уж и быть, можешь не беспокоиться. И куда же это он следует?» – «А на запад, – говорю, – поохотиться. Есть там у него одна перепелочка на примете». А он: «И уж, верно, гладенькая да пригожая?» И добавил: «Стало быть, я угадал».

В: Кто был этот человек?

О: Кучер одного адмирала, сэр. Вез свою хозяйку в Бат. Тэйлором звать.

Вы не подумайте, сэр: малый славный, а что выспрашивал, так единственно из любопытства. Поэтому мне не составило труда увести его от этого разговора.

Я сказал, что истинная наша цель – покорить сердце девицы, однако мы делаем вид, будто путешествуем просто для удовольствия. Что мистер Лейси – наставник Его Милости, а Луиза нам будет надобна, когда юная леди окажется у нас в руках. И тут откуда ни возьмись – Дик. Тэйлор его приветствует, а этот дурень чуть не испортил дела: прикинулся, что не узнает, и был таков.

Пришлось мне Тэйлора умасливать: дескать, стоит ли обижаться на недоумка.

А минут через десять приходит Луиза: «Фартинг, хозяин зовет». Вышли мы с ней за дверь, она и говорит: «Вас хочет видеть не мистер Браун, а мистер Бартоломью. А для какой нужды – не знаю». Прихожу к мистеру Бартоломью.

Тот говорит: «Джонс, сдается мне, что нас разоблачили». Я соглашаюсь:

«Боюсь, что так, милорд». Растолковал ему, что да как, передал все, что рассказал Тэйлору. «Хорошо, – говорит. – Принимая в соображение, что мистер Лейси ничего не знает, давайте оставим все как есть».

В: Он привел свои резоны?

О: Сказал, что из почтения к мистеру Лейси не хочет причинять ему беспокойства. Я же на это отвечал, что во всем послушен Его Милости.

«Тогда, – говорит, – никому ни слова. А это отдайте кучеру: путь пьет за мое здоровье да не болтает лишнего. Вот, кстати, и вам полгинеи». Деньги я взял и был ему премного благодарен.

В: Не сообщили вы об этом происшествии мистеру Лейси?

О: Нет, сэр. А после, когда мы с Тэйлором выпивали, он рассказал, что по слухам высокочтимый родитель Его Милости очень гневается на сына, за то что тот отверг предложенную отцом партию. Тут-то, сэр, я и струхнул.

Недаром в народе говорят: «Чужая тайна хуже, чем постель из крапивы».

Шутка сказать – разгневанный отец, а тем паче такая особа, что, не приведи Господи, потревожить. И вспомнилась мне тогда Библия да пятая заповедь Моисеева: «Чти отца твоего...»

В: Вот вам бы раньше о ней подумать. Уж будто вас еще в Лондоне не посвятили в суть дела и намерения Его Милости?

О: Теперь я взглянул на это другими глазами, сэр.

В: А именно?

О: Я рассудил, что мой прямой долг – узнать об этих намерениях побольше.

В: А попросту, если вы удовольствуете отца, он удовольствует вашу корысть, верно?

О: Я посчитал, что так оно благоразумнее, сэр.

В: Ну вот, теперь он будет лицемерить! Сразу видно валлийца. Вы ведь надеялись огрести изрядную прибыль, так или не так?

О: Я думал, сэр, что любезный джентльмен меня без награды не оставит.

Если сочтет, что я заслужил.