Червь на осеннем ветру

Бешено вертелась мельница воспоминаний. На секунду сквозь них, будто нарисованная на прозрачной пластинке, проступила неясная картина реального мира — белое солнце, голая вершина, Дебора, вытянувшаяся у его ног, и неподвижно застывшие роботы — возможно, выключенные своими хозяевами, которые сами теперь оказались в опасности. Но Грэм отмел ненужную картину и продолжал швырять все новые и новые воспоминания в бездонную, как у наказанных Данаид, бочку, только она оказалась не такой уж бездонной, даже совсем не бездонной, она начала вздуваться, уже приближался момент, когда она неизбежно взорвется от пе…

ре…

5

…груз…

Грэм превратился в ничто, в ничтожную искру во мраке.

«Нет!» — закричала искорка.

…ки. На миг потеряв скорость, карусель снова стала набирать обороты.

Окружающий мир зашатался. Раскачивались устои мироздания, не в силах противиться доведенной до отчаянья человеческой мысли. С синего летнего неба повалил снег, из голой каменистой почвы моментально вырастали и снова исчезали деревья, далеко на равнине началось извержение вулкана. Мир вышел из повиновения.

Где-то во мраке, где-то за краем равнин и каменистых плато, за пределами неба, вне времени и пространства Грэм нащупал бившуюся сейчас в агонии силу, что управляла миром последние несколько дней. Что это была за сила, он не знал и не мог понять, ибо для нее оказалось пагубным само его приближение. Неясное ощущение механического всеобъемлющего разума, лишенного чувств и эмоций, но способного жонглировать бесконечным числом вероятностей, — вот все, что он сумел удержать в сознании. Всеобъемлющего настолько, что ему под силу было контролировать все в этом мире — падение каждого отдельного листочка, стрекот насекомых, бесформенные тени облаков, шелест струй, дождя, смену дня и ночи…

Лишившись поддержки неведомого разума, мир зашатался, готовясь скатиться к первичному хаосу. Сила этого разума таяла, будто кубик льда на припеке, и вместо нее во вселенском ничто оставалась полость, пустое гнездо, дыра.

Не раздумывая, Грэм устремил в эту дыру свою силу, влился в нее сознанием.

И увидел свой мир.

Увидел спекшуюся от солнца вершину, на которой стоял он сам в окружении роботов, увидел пантеру, что чуть подрагивала у него в ногах. На миг его охватила острая жалость, сочувствие, но времени на эмоции не было. Он охватил взором все скалистое плато, каждую травинку бескрайней степи, огромное черное туловище поверженного звездолета, все в ранах от беспощадных клешней роботов. Он увидел все до самого горизонта. Он будто обзавелся новым телом, все вобравшим в себя на огромной территории радиусом в тридцать километров.

«Всего тридцать?» — возмутился ненасытный мозг.

Можно и больше… Почему нет? Он мог все. Он был всем! Но прежде, чем начать экспансию, следовало закончить одно важное дело.

Он был молнией… множеством молний, чьи ослепительные кинжальные удары сыпались с безоблачного голубого неба на зеленых роботов, неподвижной толпой окруживших вершину. Потом разделался с другими, оставшимися у разрушенного звездолета. Огоньки встревоженно роились в воздухе. А с этими как поступить? Грэм не знал, а потому просто превратил их в облачка прозрачного пара и рассеял по ветру.

Итак, противник уничтожен… Что теперь?

Снова обрести прежнюю плоть, добраться до дому и покинуть эту планету? Нет, для этого еще не подошло время. Частью своего нового, вселенского сознания он заставил тело удобно сесть на плоский камень. А потом снова окинул взором все пространство до самого горизонта.

Заглянул и за линию горизонта.

До чего же это оказалось легко. Все равно что расправить плечи после утомительно долгого сидения в кресле пилота. Он был степью и рекой, плато и вершинами гор, заключенными в окружность, выхваченную из планеты; к тому же, эта окружность расширялась, захватывая в свои пределы все новые и новые пространства. Тридцать пять километров… сорок… вот уже весь горный массив внутри окружности… ущелье, по которому течет река, выходит на новую равнину, и река здесь спокойна и полноводна. В другом направлении чередуются нескончаемые выжженные солнцем пики, а в противоположном от него — те самые поросшие лесом горы, которые он перевалил вчера, чтобы на плоту отправиться в путешествие по реке… Сорок пять километров… Пятьдесят…

Действительно ли он ощутил слабость или это только показалось? Еле уловимый посторонний голос подал признак жизни: нельзя… это катастрофа… вернись… Но сознание Грэма прекрасно чувствовало себя в новом вместилище, этот призыв оно восприняло как досадную помеху.

— Кто ты такой? — в упор задал вопрос Грэм.

Над безлюдными горами и долами его голос прокатился, как раскат грома. Чужак не отозвался. То ли сил не хватило, то ли просто боялся. И Грэм в упоении собственным могуществом продолжал расширяться во всех направлениях. Верить предупреждениям? Вот еще! Чужак уже столько раз проявлял свое коварство.