Червь Уроборос

Эрик Р. Эддисон Червь Уроборос

У. Дж. Э. и моим друзьям К. Х. и Дж. К. Л. М. посвящаю я эту книгу.

Это не аллегория и не сказка, но История, которую следует читать ради нее самой.

Имена собственные я старался передавать как можно проще. Звук ё в слове Карсё — долгий и переходящий в э, о в Кротеринг — короткое, с ударением на этот же слог; в имени Корунд ударение падает на первый слог, в Презмира — на второй, а в Брандох Даэй — на первый и четвертый, в Горайс — на последний слог; Кориний рифмуется с Фламинием, Гейлинг — с пеленгом, Ла Файриз — с барбарисом; х в именах и названиях всегда гортанное, как в шотландском «лох».

9 января 1922

Э. Р. Э.

Над быстрой речкой верный Том
Прилег с дороги отдохнуть.
Глядит: красавица верхом
К воде по склону держит путь.

Зеленый шелк — ее наряд,

А сверху плащ красней огня,
И колокольчики звенят
На прядках гривы у коня.

Ее чудесной красотой,

Как солнцем, Том был ослеплен.
— Хвала Марии Пресвятой! —
Склоняясь ниц, воскликнул он.

— Твои хвалы мне не нужны,

Меня Марией не зовут.
Я — королева той страны,
Где эльфы вольные живут.

Побудь часок со мной вдвоем,

Да не робей, вставай с колен,
Но не целуй меня, мой Том,
Иль попадешь надолго в плен.

— Ну, будь что будет! — он сказал. —

Я не боюсь твоих угроз! —
И верный Том поцеловал
Ее в уста краснее роз.

«Томас-рифмач»[1]

Введение

Был человек по имени Лессингем, живший в Уостдейле[2], в старинном приземистом здании, окруженном унылым старым садом, где разрослись тисы, в бытность свою саженцами заставшие еще нашествие викингов на Коупланд[3]. Сад окаймляли цветущие лилии, розы и живокость, а на клумбах у крыльца росли бегонии с багряными, белыми, розовыми и лимонно-желтыми цветами с блюдце размером. Степные розы, жимолость, ломонос и алый талинум карабкались на стены. Со всех сторон сад окружал густой лес, лишь на северо-востоке открывавший взору пустынное озеро и крутые холмы на противоположном берегу: обрывы и утесы Гейбл на фоне пологих и гладких очертаний Скриз[4].

Прохладные тени протянулись через теннисную площадку. Воздух был золотистый. Среди ветвей ворковали голуби, два зяблика резвились на ближнем из столбов, на которых была натянута теннисная сетка, а на тропинке суетилась крохотная трясогузка. Сквозь распахнутое в сад французское окно неясно виднелись отделанная старыми дубовыми панелями столовая и якобитский стол с букетом цветов, серебряным прибором, хрустальными бокалами и посудой из веджвудского фарфора, наполненной фруктами: сливами, персиками и зеленым мускатным виноградом. Лессингем, откинувшись в шезлонге, созерцал сквозь голубоватый дым послеобеденной сигары теплые краски роз «Слава Дижона» возле окна спальни. Он держал ее за руку. Это был их Дом.

— Закончим эту главу саги о Ньяле? — спросила она.

Она взяла массивный том в поблекшей зеленой обложке и начала читать: «В ночь на воскресенье, за девять недель до зимы, он услышал сильный грохот. Ему показалось, что земля и небо трясутся. Тогда он посмотрел на запад и увидел там огненный круг и в нем человека на сером коне. Этот человек скакал во весь опор и быстро пронесся мимо. В руках у него была пылающая головня. Он проехал так близко, что его можно было хорошо рассмотреть. Он был черен как смола и сказал громким голосом такую вису:

Скачет мой конь —
Влажная челка,
Иней на гриве,
Зло я несу.
Горит головня,
Отравы полна.
Козни Флоси —
Огонь на ветру.
Козни Флоси —
Огонь на ветру.

Ему показалось, что человек бросил головню на восток, в горы, и там вспыхнул такой большой пожар, что гор не стало видно. Ему показалось затем, что человек этот поскакал на восток, в огонь, и там исчез.