Черви

Уже трижды он обнаруживал, что Адамчик засыпает с четками в руках. Конечно, можно было их и не трогать, пускай кто-нибудь увидит. Филиппоне устроил бы, наверно, по этому поводу шумный розыгрыш. Но Уэйту почему-то не хотелось доводить дело до этого, и он каждый раз убирал четки, сам не зная, почему так поступает. Ведь он же ничем не был обязан этому святоше. Правда, тот был солдатом третьего отделения, и Уэйт, как командир, в определенной мере отвечал за него. Однако это вовсе не значило, будто он должен вечно думать, как бы с этим слабаком чего не случилось.

Уэйт вдруг отчетливо представил себе, что было бы, если б Адамчик неожиданно проснулся и увидел, что Уэйт вытягивает у него четки. Чего доброго, вообразил бы еще, будто тот хочет украсть их. Да и как можно ожидать от такого чистоплюя, как Адамчик, чтобы он поверил в добрые намерения кого-нибудь другого, кроме себя самого. Он только себя одного и считает порядочным человеком. А все другие, мол, так – тьфу, да и только.

Уэйт повернулся на бок, поудобнее подбил подушку. Да и вообще, кто он такой, атот Адамчик, черт бы его побрал. Так, сопливый мальчишка. Желторотик. Маменькин сынок бестолковый. Да еще святоша. Ханжа несчастный. Только и знает, что трястись над своей персоной. Где уж ему подумать, что и у других могут быть заботы.

12

– А ну-ка, парни, помолимся на ночь, – крикнул, входя в кубрик, сержант Мидберри. – Приготовились. А теперь громко и четко, все как один: «Это моя винтовка…»

Вытянувшись по стойке «смирно» у своих коек и подняв винтовки в положение «к осмотру», новобранцы во всю мочь орали «молитву»:

– Это моя винтовка. Таких, как она, много. Но эта – единственная. Она – моя. Моя винтовка – мой лучший друг. Это моя жизнь…

– Не слышу, – голос Мидберри перекрыл шум оравшего взвода. – Ничего не слышу! Громче, парни! А ну, еще громче!

– …Моя винтовка ничто без меня. А я – ничто без моей винтовки…

«Вот уж примерчик так примерчик, – думал про себя Уайт. – Образчик бескорыстного содружества. Истинно, черви поганые, да и только». Он вдруг почувствовал, что любимое ругательство Магвайра все сильнее внедряется в его лексикон, присутствует в нем даже тогда, когда он думает, разговаривает сам с собой.

– Я должен лучше всех владеть своей винтовкой, – хором выкрикивали между тем шестьдесят с лишним здоровых глоток. – И стрелять быстрее и точнее врага, который стремится убить меня. Я должен убить его раньше. Прежде, чем он выстрелит в меня. И я убью его…

Сегодня эта «молитва» казалась Уэйту почему-то длиннее, чем обычно. «Какая все же это глупость, вот такая молитва. И какими идиотами должны мы казаться со стороны – взрослые парни с винтовками в руках, орущие благим матом какие-то идиотские заклинания. Ну, прямо стадо дрессированных шимпанзе, кривляющихся по приказу дрессировщика. А тот всего-то и знает, что какую-то дюжину команд: „напра-во“ да „нале-во“, „винтовку к осмотру“ и „шагом ма-арш“.

Краем глаза он взглянул на Адамчика. Тот, уставившись неподвижно куда-то перед собой, с лицом, похожим на безжизненную маску, почти в истерическом экстазе выкрикивал дурацкие слова. «Этакую чушь и с таким усердием, – подумал опять Уэйт. – Ай да церковник! И как все это только уживается в нем – господь бог и винтовка, что должна убивать!»

– Это чего же вы пары стали спускать? А? – снова вмешался сержант. – Совсем уж заглохли. Эй, Уэйт! Ты что там, на ходу спишь? А тебя, Мур, я и вовсе не слышу. А ну-ка, поддайте огоньку. Начали!

Мидберри не мог не видеть, что по сравнению с первыми неделями взвод уже здорово переменился. Сейчас, когда новобранцы маршировали на плацу, звук семидесяти пар каблуков грохотал в едином ударе. Казалось, что шагает одна лишь мощная пара ног. Да и когда пели, тоже получалось, что это ревет одна глотка, а не семьдесят. Семьдесят? Он вдруг подумал, что называет эту цифру лишь по привычке. Теперь их уже не столько. Исчезли Джексон и Клейн, вылетели Тилитс и Квин. Значит, осталось только шестьдесят шесть. Шестьдесят шесть парней, старающихся, как один. А ведь именно так и должны формироваться настоящие морские пехотинцы. Вот и выходит, что бы он ни думал и что бы ни говорил, а штаб-сержант Магвайр все-таки умеет делать из мальчишек хороших солдат. Умеет, и этого у него не отнимешь.

– У моей винтовки человеческая душа, – все еще выкрикивал взвод…

– Но-но, девочки, – остановил их Мидберри. – Что это еще за цыплячий писк?! Вас же вовсе не слышно. А ну-ка, в полный голос!

– У моей винтовки человеческая душа, – завопили, надрываясь из последних сил, новобранцы. – Такая же, как и у меня. Ведь это же моя жизнь… Я должен знать ее, как родную сестру. Знать все ее слабости, всю силу…

– Громче, парни! Громче!

– Мы должны быть всегда неразлучны, быть частью друг друга, неразрывными частями одного целого…

– А ну, поддай пару! Поддай еще!

– Клянусь в этом перед богом. Моя винтовка, как и я сам, призвана защищать нашу страну. Пусть трепещут враги, пусть знают, что мы сильнее их. Ведь мы вместе – она ж я – спасаем мою жизнь…