Червивое яблоко. Моя жизнь со Стивом Джобсом

Я думаю, что Стив позвонил мне и озвучил свое предложение, поскольку у него была прекрасная мечта о нас двоих как о паре. Он хотел, чтобы я переехала в Портленд и начала серьезно заниматься живописью, пока он сочинял бы стихи и учился играть на гитаре. Однако отчасти все это осталось лишь пустыми домыслами, которые крутились исключительно в его голове, куда он поместил свою воображаемую «Инструкцию по превращению в Боба Дилана». Это был отличный план, гораздо более четко сформулированный в его голове, чем любой другой план, который имелся у меня для самой себя. В тот момент я не могла стать профессиональным художником, поскольку не знала, как концентрироваться или тяжело работать. Я нуждалась в практике, опыте, советах от хороших учителей. И поскольку я не видела перспективы для Стива в качестве музыканта, у меня не было основополагающей веры, необходимой, чтобы поддержать идею объединения наших судеб таким образом.

Я больше не строила себе никаких фантазий.

Стив начал походить на тряпичную марионетку, потерявшую тугие нити, на которых держалась его связь со своим превосходством. Я никогда не упускала из виду его красоту и не сомневалась в том, что он выдающийся человек. Я всегда верила в него. Однако он настолько закрутился и запутался, что я не знала, что могла бы сделать, чтобы тогда как-нибудь помочь. Именно в то время для Стива начался, на мой взгляд, один из самых тяжелых периодов нескрываемого замешательства. Это было отражено в парадоксальных словах песни Дилана, согласно которым нет большего успеха, чем неудача, и что неудача – это всегда неприятно. Лично у меня, в отличие от него, никогда не получалось оставаться такой искренней при столкновении с подобными трудностями, а потому это оказался один из тех моментов, когда я испытывала глубочайшее благоговение перед ним. Это было началом того периода, когда я стала верить в провал Стивена Пола Джобса намного сильнее, чем в успех.

* * *

Однажды, примерно в марте 1973 года, мать Стива как бы случайно наткнулась на меня и ненароком спросила, не хочу ли я пожить в их доме, в комнате Стива до тех пор, пока не закончу старшую школу. Я думаю, что она поставила вопрос так осторожно, чтобы не шокировать меня. Однако я была шокирована, и мне стало чрезвычайно интересно, откуда взялся этот вопрос. Почему она предлагает мне пожить у них? Может быть, она знает, что моя мать психически больна? Вполне возможно, что всей школе известно об этом, однако я не намеревалась обсуждать свои проблемы публично.

Не желая обидеть Клару, я промямлила в ответ что-то наподобие: «Огромное спасибо, но нет, еще раз спасибо». НЕТ! – подумала я про себя, учитывая возможные последствия. Дело было в том, что в то время я встретила Джима, парня из моего художественного класса, и мы проводили много времени вместе. Я не могла находиться в доме родителей Стива, пока росла моя привязанность к этому новому мальчику. Это было бы нечестно. Однако, кроме того, предложение Клары испугало меня. Я чувствовала себя изгоем в собственной семье и не имела ни малейшего представления, как влиться в другую. Это было бы похоже на тюрьму. В то время, когда дети не доверяют старшему поколению, ее предложение оказалось полной неожиданностью, хоть и выглядело великодушным. Однако у меня не было с ней близких отношений, и я не нуждалась в ее великодушии. Мне казалось, что в происходящем нет никакого смысла. Лишь позднее мне пришло на ум, что, вполне возможно, Стив попросил ее сделать мне такое предложение, за счет чего он рассчитывал сохранить меня в своей жизни. Я уверена, что она не стала бы первой рассматривать такую возможность без просьбы с его стороны в любом случае. Просить других людей выступить для него посредником всегда соответствовало стилю Стива.

На смену весне пришло лето. Я жила в квартире своего отца в Купертино, была абсолютно свободна и могла делать то, что нравится, когда мой отец отправлялся в командировки. Я допоздна гуляла с Джимом, и мы бродили по Саннивейлу, Лос-Альтосу, Купертино, вниз по длинным темным улицам, сквозь цветущие вишневый и абрикосовый фруктовые сады, иногда до самого рассвета, стремясь узнать друг друга лучше. Это был богемный стиль жизни, к которому меня всегда тянуло, и мне при этом удавалось удерживать свои оценки на высоком уровне. В те голубые звездные ночи мы тихо разговаривали друг с другом и много смеялись, пока шли вдоль тихих улочек, забирались босиком на крыши машин, лазили через заборы и окна, карабкались на кровли домов, верхушки деревьев и холмов, слушали, как одинокие собаки через огромные расстояния лают друг на друга. Иногда все это продолжалось до самой поздней ночи. В темноте территория приобретает отличные от дневного времени очертания, и в этом я нашла свой путь из серости обратно, к полноценному чуду.