Червонная Русь

Дружина хохотала, а Прямислава покраснела так, что ей стало жарко. Она невольно вскинула руку, рукавом закрывая лицо. От стыда у нее даже слезы выступили на глазах. Веселый князь Ростислав, не зная того, оскорбил ее напоминанием о блудодействе мужа, а кроме того, упоминанием о постели, с которой все же отчасти сравнили стол, за который ее, Прямиславу Вячеславовну, княжну Рюриковну, пытаются посадить…

– Ну что ты делаешь, Ростислав Володаревич? Совсем девку в краску вогнал… – растерянно пробормотал Мирон, которому, кажется, и впрямь было ее жаль. – Зачем же ты так про князя-то Юрия…

– Он блудит, а я стыдиться должен? – Ростислав опять усмехнулся и, взяв руку Прямиславы, отвел ее от лица: – Не бойся, свет мой ясный, никто тебя не обидит! Садись, поешь, а то ведь проголодались вы там, в клети сидя. Попробуем, чего нам хозяева наготовили. Не белые лебеди, не черные бобры[39], однако вроде есть можно! Не слушай их, дураков! Сейчас я тут хозяин, как я скажу, так и будет! Хоть бы и холопка была – захочу, так будет со мной сидеть!

«Хоть бы и холопка была!» Из всех его речей Прямислава лучше всего услышала именно эти слова. «Хоть бы!» Значит, он знает, что перед ним вовсе не холопка? Знает или догадывается? А если знает, то как много?

Ростислав усадил ее, и Прямислава подчинилась, чтобы не стоять столбом под целой сотней пристальных, удивленных, смеющихся глаз. Ей казалось, все здесь знают ее тайну, а иначе разве кмети стерпели бы, чтобы князь усадил с ними за стол настоящую холопку? И чужое, ношеное холопское платье, и опасение, что ее обман раскрыт и этот позор напрасен, – все это только увеличивало ее стыд и смятение. Она сидела, не поднимая глаз, почти не слыша, что к ней обращаются. Когда-то мать, потом боярыня Олена Гордеславна учили ее, как вести себя за столом, как есть, как пить, как вытирать руки, но никто и не предполагал, что ее первое «княжеское» застолье окажется таким!

А на самом деле никто ни о чем не догадывался. Перемышльские кмети видели перед собой просто красивую девушку, которая понравилась их князю, а все люди во владениях Юрия Ярославича, с которым Ростислав сейчас воевал, тем самым становились его пленниками. Сейчас он был хозяином над ней, кто бы она ни была, как и над всеми в этом селе.

Ростислав Володаревич усердно угощал девушку хлебом, мясом, капустой, предлагал кваса из того же ковшика, из какого пил сам, но для Прямиславы сейчас принять от него хоть что-нибудь означало полное падение, и она смотрела на эту простую пищу как на страшную отраву. Князь Ростислав всячески старался утешить ее и ободрить, но до нее не доходило ни одного слова. Сейчас ей не приходилось притворяться глупой холопкой: она и в самом деле плохо понимала, чем все это может кончиться и что ей делать.

Ключница Прибава стояла в стороне и держала на лице кислую натянутую улыбку, которая никак не вязалась с ее злым взглядом. Ростислав делал совсем не то, что она от него ждала и ради чего старалась. Он выбрал не ту девушку, а значит, замысел Прибавы не сдвинулся ни на шаг. Но Ростислав был так увлекся ухаживая за холопкой, что ключница не могла подойти, чтобы рассеять его заблуждение.

– Ай, красивы у тебя девки, человече! – приговаривал Ростислав, поглядывая на тиуна Калину. – Видно, урожайный год был! А говорил, нету! Купил бы я эту красавицу, шести гривен не пожалел бы! Продашь?

– Кабы… кабы я был хозяин, отчего не продать? – бормотал озадаченный Калина. – Но ведь… – И оглядывался на сотника Мирона, не решаясь самостоятельно врать.

– Так она же княжеская! – втолковывал Мирон, уже и сам не зная, к чему все это приведет. – Без хозяина как же можно продавать?

– А раз нет хозяина, придется даром взять! – со смехом отвечал Ростислав.

Дружина хохотала, а тиун только делал головой и шеей движения, похожие на неуверенный поклон. Он понятия не имел, кто хозяин привезенной Мироном девушки и кто она вообще такая, но был бы счастлив, если бы вся добыча перемышльцев ею одной и ограничилась бы.

И он был прав в своих опасениях: если бы Ростислав направлялся не на войну, а домой, то непременно забрал бы из села всех молодых трудоспособных мужчин и поселил их на Вислоке взамен погибших при последнем набеге. Но сейчас он не мог обременять войско полоном, который еще надо кормить по пути.

– Ну, погуляли, будет! – решил наконец Ростислав Володаревич. – Завтра с зарей дальше пойдем, спать пора. Ступай, душа моя, наверх, взбей мне перину как следует. А то бабка какая-то кривобокая шуровала, только все напортила.

– Идем, идем, красавица! – К Прямиславе подскочил Мирон, и она встала, стараясь выбросить из головы только что услышанное и надеясь, что сотник придумал, как вывести ее отсюда.

Но в сенях Мирон взял ее за руку и живо потащил вверх по лестнице. В горнице было темно и прохладно, печь здесь не топили. Мирон втащил Прямиславу внутрь и вставил в светец лучину, которую принес снизу.