Червонные сабли

Тяжелую смоляную шпалу досталось нести Леньке в паре с «очкариком». Тот мягко оттеснил Леньку и сказал:

- Тебе нельзя тяжести носить.

- Это почему же?

- Рану повредишь.

- Откуда тебе известно про мою рану? - задиристо спросил Ленька.

- Видел...

Сердито оглядев паренька с головы до ног, оценив по достоинству его рваный пиджак, старательно застегнутый на пестрые пуговицы, чтобы скрыть отсутствие рубашки, Ленька потеплел душой. По всему видно, парень свой - пролетарий. Вон и очки в железной оправе перевязаны ниткой: беднота.

- Ты вот что, - незлобиво упрекнул его Ленька, - не заглядывай куда тебя не просят. Бери шпалу за другой конец.

- Как же ты одной рукой?

- Тебя не касается. Бери!

Ленька нарочно напускал на себя пасмурный вид: строгость никогда не мешает.

- Зовут как? - спросил хмуро.

- Иван Гармаш. А тебя?

Ленька не спешил с ответом. Некоторое время несли шпалу молча. Мешала повязка. Ленька со злостью скинул ее и стал придерживать шпалу раненой рукой. Но вот она сбросили ношу у паровоза, где уже пилили и кололи дрова, и Гармаш спросил:

- Зачем в Москву едешь?

- За песнями.

- А я на съезд...

- На какой? - с интересом спросил Ленька.

- Комсомольский.

- Гм... Я тоже на съезд.

- Не ври! - обрадовался Гармаш, - От какой организации?

- Вторая Конная армия.

- А я из Крыма...

Ленька остановился пораженный.

- Как из Крыма? Там же белые!

- Есть и красные, - загадочно ответил Ваня.

- Значит, ты?..

- Угадал, - засмеялся Гармаш.

- Смотри, какой!.. - с уважением проговорил Ленька. - А родом тоже из Крыма?

- Из Ялты.

- Белых много там?

Ваня с досадой отмахнулся:

- Одних князей, баронов, помещиков и фабрикантов триста тысяч. Со всей России сбежались.

- Да что же они там делают?

- Живут... Золота у них полно. Знаешь, почем у нас хлеб? Полторы тысячи рублей фунтик. Рабочему человеку хоть ложись и помирай, - где взять такие деньги? А для всякой царской мрази цены нипочем, веселятся баре, музыка в ресторанах играет, кабаре открыли.

- На что же они надеются?

- Думают, что скоро наступит крах Советской власти и они вернутся в свои поместья.

- А Врангеля ты не видал?

- Один раз было... В Севастополе.

- Какой он из себя?

- Высокий, худой. Кинжал в драгоценных камнях. Шея длинная. Гарцевал на белом коне, как царь. Парад принимал... А я как раз был там.

- Постой, а почему ты в Севастополе оказался? Ты же в Ялте живешь?

- У нас, партизан, такая жизнь: нынче - здесь, завтра - там. Приходится по всему Крыму мотаться.

- Как же ты через фронт прошел?

- Где пешком, где верхом, а где на пузе...

- Ну и отчаянный...

6

С утра до ночи говорили ребята и не могли наговориться. Оказалось, что оба они сироты. Отца Вани, наборщика ялтинской типографии, расстреляли врангелевцы. Парню пришлось кормить семью: мать и двоих сестренок.

Поразил Леньку рассказ Вани Гармаша об одной отчаянной девчонке, которая ловко надувала врагов, пронося у них под носом гранаты и револьверы в корзине. Сначала Ленька не обратил внимания на имя партизанки, но, когда Ваня рассказал, что она любит наряжаться под цыганку и гадать офицерам: «В воде не утонешь, соколик, в огне не сгоришь», Ленька насторожился. Партизанку звали Тоней. Неужели?.. Нет, слишком невероятно... Чудес на свете не бывает.

В вагоне темно и тесно: не разберешь, где чьи вещи. Целую неделю ехали люди вместе, а не знали друг друга и не хотели знать. Укладываясь спать, переругивались. Обедали, повернувшись спиной друг к другу.

По разговорам можно было понять, что в вагоне полно спекулянтов. Ленька мрачнел, слушая их сплетни и пересуды. Вот ехидный старичок с козлиной бородкой, с виду он ласков, а на самом деле ядовитый.

- Не могу взять в толк, чего хотят большевики? - заводил он разговор. - Что означают ихние слова: «Кто был ничем, тот станет всем»?

- Хотят всех поравнять: богатых сделать бедными.

- Чего хорошего, а вшей да лаптей на всех хватит, - поддержала старичка толстая баба в платке.

- Оно бы можно жить, - продолжал въедливый старичок, - да ихнего Ленина не пойму... Видишь ли, понадобилась его жене швейная машинка, так что вы думаете? Велел по всем деревням отобрать швейные машины. У моей племянницы отняли. Сказывают, весь Кремль швейными машинками завален.

- Эй, козел, не трожь Ленина! - не выдержал Ленька.

- В суд, что ли, подашь?

- У меня судья всегда с собой, - и он погрозил деду маузером.

Толстая баба тотчас закричала дурным голосом:

- Гляньте! Молоко на губах не обсохло, а он, фулиган, леворвером пугает.

Спекулянт в черном пальто глядел на комсомольцев желтыми от злости глазами, но боялся вступать в перебранку, проворчал:

- Раньше царь нас пугал, а теперь коммунисты...

- Олух! - сердито проговорил Ваня Гармаш. - Царь тебя в ярме держал, а Советская власть дала тебе свободу. Только, видно, зря...

- Мне никто свободы не даровал, - огрызнулся верзила. - Моя свобода в кошельке. Я сам себе царь, когда у меня деньги есть. А если нету...

- Пролетарий... - захихикал старик.

- Вот именно, - подтвердила баба.

- Ничего, - сердито сказал Ваня Гармаш спекулянту. - Мы без тебя Коммуну построим, а таких, как ты, не пустим.