Червоточина

– Готов? – внимательно посмотрел на него друг. Бессонов кивнул. Тогда бывший полковник откинулся в кресле, прикрыл глаза и продолжил: – Так вот, Гена, этот Студент, можно сказать, твой коллега. Программист.

Геннадий Николаевич дернулся, разинул было рот, но друг, почувствовав это, открыл глаза и не дал себя перебить.

– Да-да, – сказал он. – Это самое верное приближение. Хотя, по правде говоря, у человечества еще нет таких понятий, чтобы объяснить все точно и правильно. Даже не объяснить, а только лишь описать, перевести, так сказать, на людской язык. На любой – русский, английский, китайский. Поэтому будь готов к тому, что моя попытка объяснить суть происходящего подобна тому… Даже не знаю, с чем сравнить. Да и вряд ли такое сравнение есть. Но вот все же представь, как если бы житель горного села впервые попал в Москву и посмотрел в Большом театре балет, а вернувшись домой, станцевал бы его перед односельчанами в одиночку. А потом его внук-шестиклассник написал бы на основании увиденного либретто, которое затем перевели бы на японский в виде танка и хокку вперемешку. Затем композитор Страны восходящего солнца, вдохновленный этой поэзией, написал бы музыку, под которую сплясал бы русский ансамбль песни и пляски… Так вот, лаконичное описание этих танцевальных па по отношению к первоисточнику – ты помнишь, это был профессиональный балет? – и стало бы подобием того, что я хочу тебе рассказать, в сравнении с действительностью.

– Может, хватит трепаться? – нахмурился Геннадий Николаевич. – Балерун-говорун… Ты ближе к делу давай. Разберусь как-нибудь.

– Я просто хочу предупредить тебя, что все мои объяснения будут так или иначе условными. Истинная суть вещей гораздо сложнее кажущейся.

– Ладно тебе! Хватит меня недоумком считать, – начал откровенно злиться Бессонов. – Если ты понимаешь, наверное, и я не намного глупее.

– Нет, ты не понял, – печально помотал головой бывший полковник. – Я не умнее тебя. Просто я… не человек.

Геннадий Николаевич дернулся так, что едва не свалился с кресла. Он почувствовал, как во рту вмиг пересохло, а горло будто сдавило железным ошейником. Хотелось вскочить и бежать куда угодно, лишь бы подальше отсюда. Но ноги стали ватными и повиноваться ему не желали. Глаза стало затягивать мутной пеленой. В ушах зазвенело.

– Эй, эй!.. – услышал он не отключившимся краем сознания. Затем голова вдруг стала мотаться из стороны в сторону. Оказывается, Ненахов стоял уже рядом и шлепал его ладонями по щекам. Звон в ушах понемногу стихал, и сквозь рассеивающийся туман Геннадий Николаевич сумел разглядеть, как друг, расплескивая по столику коньяк, спешно наполняет рюмку. Бессонов протянул руку, но она так тряслась, что пришлось просто открыть рот пошире, и Ненахов тут же влил туда «лекарство».

Отпустило быстро. Вспоминать, чем был вызван этот обморок, не хотелось. Но ничего иного не оставалось. Разве что вскакивать на вновь ставшие послушными ноги и брать их, как говорится, в руки. Но это бы все равно не решило никаких проблем. Стало бы еще хуже, ведь то, что он уже успел услышать, не дало бы ему покоя никогда. И уж тем более это не помогло бы в поисках сына. Поэтому Бессонов сжался, скрипнул зубами, мотнул головой и выдавил:

– Продолжай.

– Ты точно готов?

– Продолжай же ты, не мучай меня! Только… – Геннадий Николаевич напрягся еще больше. – Только ответь сначала: я-то хоть человек?..

Ненахов неожиданно выругался, чем окончательно привел Бессонова в чувство – матерился друг исключительно редко.

– Да пойми ты! – затряс кулаками бывший полковник. Или кто он там был на самом деле? – Я же тебе говорю: все условно! Все не так, как ты думаешь! Ничего этого, – развел он руками, – на самом деле не существует. И в то же время все это есть. И ты тоже есть. И я. Только все это вместе с нами программа, которую и написал наш Студент. Но если ты – программный продукт, развивающийся самостоятельно, не прописанный жестко кодом, то я – всего лишь блок этой программы… Тоже имеющий некоторые степени свободы, но человеком меня назвать уже нельзя.

– Постой… – Бессонов больше не чувствовал дурноты, но мозг продолжал упрямиться и не хотел адекватно переваривать информацию. – Так это что получается? Выходит, «Матрица» – не фантастика? Хард-рок натуральный…

– Да при чем тут «Матрица»? Это же совсем разные вещи! Там люди реальные, но в их сознание запустили программу вымышленного мира. А на самом деле, программа – это все: и мир, и сами люди. По сути, вам все равно: реальны вы в реальном мире или виртуальны в виртуальном. Это же с вашей стороны никак не определить. Тем более никакой реальности, в вашем понимании, не существует вовсе. А мир Студента – не просто на нее не похож, а отличается настолько, что для этого у вас не существует понятий. Я же говорил… Скорее всего это было заложено в программу специально.

– Но тогда – какая разница?