Чёс (сборник)

Два других милиционера заржали. Что за наваждение? Они что, говорят по-немецки? Может, это шанс – шанс вывести игру на более европейское поле?

– Ich… – начал Оскар.

– Их, – повторил за ним старший милиционер. – Их либздих! – Его товарищи загибались со смеху. Так, понятно, по-немецки они не говорят. Просто заучили где-то несколько фраз. И тем не менее. Это было… что-то. Это заслуживало повторной попытки.

– Ich, – снова сказал Оскар сквозь слезы и накапал на пол перед собой красный полумесяц. – Ich spiele Bratsche. Brechen Sie nicht meine H"ande, bitte. Ich spiele Bratsche.

– Uh ty, – сказал усатый. – Bratcami zovyot.

Младший милиционер, который до сих пор со значением хрустел костяшками пальцев, внезапно заколебался на помеченной кровью границе Оскарова личного пространства. Он завис в метре от Лунквиста, подступая и отступая, подступая и отступая, охваченный таинственной нерешительностью.

Оскар понятия не имел, что происходит и происходит ли вообще. Он только знал, что что-то сказанное им чудом вышло на нужную частоту, заполнило нужный пробел в мельтешащем хаосе.

– Bratsche, – прорыдал он, хватаясь за волшебное слово. Отсутствие переднего зуба как-то даже улучшило его немецкое произношение звука “ш”. – Ich spiele Bratsche.

– Izbili bratcy, – сочувственно покивал старший милиционер. – Mda… Izbili bratcy.

Младший изумленно хрюкнул.

– Yopta… zagovoril.

– Blya, a shepelyavit-to kak. Vo suka, a? – сказал усатый.

Далее последовало краткое и нервное совещание троицы. Старший шикнул на младшего и обменялся парой тихих, почти профессиональных на слух фраз с усатым. По прошествии еще одной оглушительной ферматы первый полез за ключом к наручникам, а второй одним раздраженным движением поднял и ткнул в лицо ревущему Лунквисту алый пластмассовый телефон со спутавшимся в дред курчавым шнуром.

В восемь тридцать утра первого января 2000 года нашей эры Бурт Вайскопф и Яша Слуцкер обнаружили неприметную дверь отделения в глубине подворотни на Садовой близ Вознесенского. Вайскопф недолго поговорил по-английски своим самым жизнерадостным тоном, а Яша попереводил. Затем в руке Вайскопфа возник приготовленный загодя в отеле тощий конверт, мягкой дельфиньей дугой перепрыгнул в руку старшего милиционера, и услуги Яши больше не требовались.

Снаружи разлился молочный, с голубоватой поволокой свет без видимого источника. Покрасневший воротник Оскаровой рубашки принял оттенок мускатного желе. Вайскопф осторожно приобнял пухлые трясущиеся плечи альтиста, подумал об иске за домогательство и снял руку.

Машина ждала их прямо на тротуаре. Водитель докуривал куцую плоскую сигарету, горевшую с отчетливо слышным треском.

– Эй, Ос, – окликнул Яша. – Как зовут альтистку с двумя мозговыми клетками?

Лунквист, не отвечая, вскарабкался на заднее сиденье с ногами и сел боком, левой щекой прижавшись к велюру. От велюра пахло свежей табачной крошкой.

– Беременная, – провозгласил Яша, забираясь вслед за ним. – Дошло?

Вайскопф и водитель заняли места впереди. Радио, только что игравшее синтезаторного Вивальди под диско-бит, испустило тревожные позывные и перешло на сводку новостей. Cashtransaction Ельцин cashtransaction Путин.

– А где Оля? – спросил Лунквист. Его глаза закрывались и открывались, как у накормленного котенка; сам не зная того, последние две минуты он, собственно, спал.

– Порядочек! – воскликнул Вайскопф с отчаянным задором, пристегиваясь. – В “Рэдиссон”, пожалуйста.

Водитель высосал последнюю смоляную молекулу из своей сигареты и ввернул окурок в сизую пепельницу. Ему было по меньшей мере шестьдесят пять. Над кроличьими глазами восседала тартановая кепка, коронованная обшитой той же тканью пуговицей. Он натянул ее слишком низко, прижав мочки ушей к черепу; так низко, что края пуговицы поднялись в воздух. Она выглядела как маленькое НЛО, севшее на вершине холма.

– “Редис'oн” так “Редис'oн”, – меланхолично согласился водитель, оглядываясь через плечо, поверх раздавленного Лунквиста на заднем сиденье. Он повернул ключ зажигания, отчего затрясся весь салон, а на брелоке заплясал черт, и принялся толчками встраиваться в похмельный поток вдоль Садовой к Невскому, крутя баранку левой рукой, пока правая переключала радио с новостей на очередную чудовищную мелодию.

2009

Перевод с английского автора