По смерти в зоне на труп надевается зэковская парадная форма, и он помещается в ящик-гроб (говорят же, сыграл в ящик), выполненный из отходов древесного распила — обрезков, горбылей. Погребение зэка-покойника идет по кремлевским расценкам, где, к примеру, килограмм ананасов стоит 18 копеек. На зэка расходуют больше — 1 рубль 26 копеек. Понятно, списывают, а списание всегда приводит к удешевлению. В этом есть и другой момент: «там» предстоит встреча со Щелоковым и Андроповым, глядишь, прибудет и железный Феликс, и в споре о льготах и привилегиях они скажут: «Тоже пользовался, не ври, похоронен по нашим расценкам». И будут, как всегда, правы.
Похороны — работа хозобслуги. Здесь применима поговорка: быстрота нужна только при ловле блох. Медленно тянут покойника ногами вперед, за зону.
Хозобслуга подвергает покойника последнему, заключительному шмону, а затем все по плану — такая-то могила и такой-то номер. Засыпать обычно не торопят, и обслуга эту работу просто уважает, чтобы не сказать, что любит.
Тема смерти не веселая. Но нельзя не отдать ей должное, особенно сейчас, когда «Мемориал» откапывает сотни и тысячи кладбищ: возвращаются к памяти живых Пивовариха под Иркутском, Колпашевский Яр в Томской области, Острова смерти на Оби, Долина смерти на Колыме… Сколько их? Миллионы мертвецов вступают в эпоху перестройки — вечная мерзлота являет трупы убиенных огромными полями мертвых Магадана, Певека, Норильска, Лабытнанги… Жуткие следы убийств на теле страны, находившейся десятки лет в руках уголовников из ЧК-ВЧК-НКВД-МГБ-МВД-КГБ и их начальников — Лениных, Сталиных, Хрущевых, Андроповых, Черненко, и их блатных архаровцев из сплоченных рядов РКП(б) — ВКП(б) — КПСС. Последняя аббревиатура расшифровывалась как «компания, преследующая Сахарова и Солженицына».
Серпантином вьются этапы в лагеря. В Эдучанку, что на полпути от Братска до Усть-Илимска, прибыл в году 1965-м известный лемберско-львовский делец, заслуженный рецидивист Европы и Азии Даниил Рабинович. Причалил в возрасте преклонном, аж за восемьдесят годков. Человек судьбы удивительной, знаток тюрем множества демократий и монархий мира. Приехал, чтобы почить на берегах красавицы Ангары и вписать лист в пухлую историю Иркутского УИТУ — Управления исправительно-трудовых учреждений.
Но, прежде, чем приступить к описанию остатков жизни Даниила, остановимся на событиях, в то время волновавших Восточную Сибирь. Причиной их явилось не экономическое положение, не то, что зона затопления Братской ГЭС достигла площади, занимаемой таким государством, как Израиль, не травма, парализовавшая скалолаза-гидростроителя Губайдулина, в которого влюбилась медсестра Института ортопедии и восстановительной хирургии. (Об этой, подкрепленной легковой машиной «Москвич» и квартирой с электропечью в Падуне, любви на протяжении многих месяцев писала газета «Восточно-Сибирская правда»). Всех волновал и будоражил вопрос об обрезании коммунистов-ленинцев, который поставил ребром на открытом партийном собрании Иркутского завода тяжелого машиностроения Иван Бурсак, внештатный лектор-международник общества «Знание», приписанный к парторганизации флагмана драгостроения Советского Союза. В длинном, обстоятельном выступлении, которое, затаив дыхание слушали члены нерушимого блока коммунистов и беспартийных, Бурсак перед лицом непрекращающейся агрессии империализма предложил для более тесного сплочения рядов ввести ритуальное всесоюзное обрезание коммунистам. Иван Бурсак предложил, чтобы в райкомах рядом с комнатой «Выдача партийных документов» находилось помещение с обитой красным дерматином дверью и надписью «ОДЧК» — Обрезальня для членов КПСС. Там бы дипломированные партийные хирурги производили торжественный акт приобщения к когорте большевиков. При этом полагалось на стволе пениса новоиспеченного члена татуировкой наносить все необходимые для приема данные: рабоче-крестьянское происхождение, год рождения, место вступления. Номер партбилета следовало ставить на головке члена. У женщин подобное делалось бы на половых губах. Это бы безусловно укрепило ряды и повысило гордость принадлежности к КПСС, так как член партии, смотря многократно на член, не забывал ее и постоянно вдохновлялся.