— Возможно, это и выше моего разумения,— произнесла я обиженно,— я слишком стара, чтобы мириться со всякими новшествами. Но я прекрасно вижу, какая она дурная хозяйка, ведь мне приходится без конца за ней убирать, она захламила весь дом, не умеет взять в руки шумовку или заштопать дырку. Вы не женитесь на ней, отец. Ни в коем случае! Только этого нам не хватало!
Испуганный моими резкими нападками, папенька Ярослав обратил просительный взор на Людвика.
Тот задумчиво прошелся по комнате, остановился у окна и начал рисовать на запотевшем стекле фантастические узоры. Потом сказал:
— Гедвика права, хоть я и не одобряю резкость ее тона по отношению к отцу. Семье прежде всего необходима хозяйка. Ваш выбор, дорогой отец, я не могу одобрить.
Папенька Ярослав схватил Людвика за руку:
— Ах, милый Людвик, и ты,— обратился он ко мне,— любезная дочь, умоляю вас, не противьтесь моему выбору! Красава — верный друг и самоотверженный помощник во всех моих творческих начинаниях. Я надеялся, что вы меня поймете. Ведь я всегда был для вас… любящим отцом… и знаю, что незабвенная Венцеслава… наверняка…
Слезы прервали его речь.
Людвик был растроган.
— Дорогой отец,— сказал он,— упаси меня бог препятствовать вашему счастью. Я бы только хотел, чтобы вы внимательно прислушались к моим словам, к наставлениям человека, который старше и опытней вас. Признаюсь, я надеялся, что вы выберете невесту хотя бы со скромным приданым! Не из корыстолюбия… много ли мне, старику, нужно… но семья растет, детям необходимо дать образование…— Людвик махнул рукой.— В конце концов ты взрослый, поступай как знаешь. Желаю тебе счастья, ибо в ряду наших папенек ты был одним из любимейших.
Я осмелилась заметить:
— Ничего хорошего из этого не выйдет.
— Молчи,— рассердился Людвик.— Как я решил, так и будет!
Я замолчала.
И вот не успел окончиться год траура, как матушка Красава переселилась к нам. Вещей, которые пригодились бы в хозяйстве, она привезла крайне мало, зато приволокла груды книг и разных бумаг. Заполонила ими весь дом, все углы. С ней ворвались к нам шум и суматоха. Наше жилище превратилось в ярмарку, непрерывно приходили какие-то люди — только и слышишь, как хлопают двери. Старые дамы и восторженные молодые девицы, толпы ревностных и красноречивых поклонников окружали матушку, расточая ей комплименты. Матушка всех принимала, сидя за старинным письменным столом, и для каждого находила поощрительное, ласковое слово. Нередко она уходила из дому. Обычно я пользовалась этим, чтобы сделать уборку и навести чистоту. Вот уж не думала, что от общественных деятельниц в доме столько мусору и беспорядка!
Все силы матушки уходили на благотворительность. Она собственноручно разливала бедным школьникам похлебку. Собирала по домам поношенную одежду, чтобы одеть голытьбу. При этом ее нисколько не интересовало, есть ли у наших детей горячий суп, не износилась ли их одежонка. Несмотря на значительные доходы от папенькиной аптеки, нам подчас не хватало на жизнь, ибо уйму денег матушка тратила на то, чтобы снискать всеобщую хвалу и признание.
Ее любовь к папеньке носила тот же характер публичности, который был присущ ей во всем. Тайны супружеского ложа выставлялись на всеобщее обозрение в стихах и рассказах, печатавшихся затем в различных журналах. Благодаря матушкиным литературным трудам, где изображались нежность, сила чувств и страстность папеньки Ярослава, весь городок был посвящен в подробности их интимной жизни.
Хотя свободного времени для мужа матушка почти не находила, она все же успела подарить ему сына, которого родила где-то на пути с собрания «Кружка ревнителей красоты» в «Объединение для материальной поддержки и экипировки невест-бесприданниц». По воле матушки мальчику дали имя Цтибор. Я радовалась новому братцу, но одновременно понимала, сколько забот у меня прибавится.
Поначалу папенька Ярослав делал попытки удержать матушку дома. Нежно упрекал ее за чрезмерную страсть к общественным делам. Давал понять, что желал бы видеть ее рядом с собой и обмениваться с ней мнениями. Несколько раз она подчинялась его настоятельным просьбам, и всегда это становилось причиной ссор, которые привели впоследствии к распаду нашей семьи.
Началось все с того, что однажды вечером матушка Красава прочла папеньке Ярославу главу из своего нового романа. Папенька слушал внимательно, следя за облачком дыма, поднимавшимся от сигары. Окончив чтение, матушка предложила ему высказаться.
Папенька энергичным жестом снял жилет, но не произнес ни слова. А когда матушка потребовала ответа, уклончиво заметил:
— По одной главе трудно судить… Написано довольно искусно, однако… не кажется ли это тебе чуточку банальным, дорогая Красава? Надеюсь, твой роман не предназначен для печати…