Чешуя ангела

Ларионов напился, упал на лежанку. Сказал вдруг совершенно ясным, спокойным голосом:

– Всё, отпрыгался. Знаете, в поле, для пожизненного геолога и неплохо.

– Прекратите, – сказал Илья. – Что за обречённость? Пришли в сознание, до утра отлежитесь. Один переход, и доберёмся до врачей.

– Нет уж, всё. Да и урод о том же говорит.

– Какой урод?

– Вон, наверху.

Илья проследил за взглядом геолога, посмотрел на потолок, не сразу рассмотрел в потёках и трещинах рисунок. Странный монстр – голова крокодилья, руки человечьи, в спину воткнуты два копья, с древков свисают какие-то обрывки. Пробормотал:

– Памирская химера. Что у неё сзади торчит? Будто потрёпанные знамёна.

– Это крылья, – невозмутимо произнёс Ларионов. – За мной прилетел. Пора, стало быть.

Илья не успел возразить: грохнуло, зарокотало, тишину ночи с треском порвала пулемётная очередь; закричали люди, заржали кони. Илья бросился на выход, вспомнил, вернулся, схватил свой сидор, сунул руку, нащупывая рукоятку; снаружи грохотало, по куполу ударило дробью, посыпалась пыль.

Рванул наган – тот зацепился, не желал вылезать из уютного мешка. Чертыхаясь, дёрнул, что-то затрещало; побежал на выход, запутался в кошме, вывалился из купола.

– Ложись! – крикнул Рамиль. – Торчишь тут, как хрен из грядки.

Илья упал. Пополз, царапая живот об острые камешки.

Рамиль работал уверенно: стрелял редко, перезаряжал неторопливо, вновь целился. Внизу, на тропе, кричали, пытаясь то ли напугать, то ли подавить собственный страх.

– Пулемёт у них, – спокойно сказал Рамиль. – И откуда что берётся? Мирные дехкане, строители социализма, тля.

Словно отвечая, в камень ударила очередь; Илья охнул, выронил револьвер, схватился за щёку.

Рамиль мгновенно перекатился; лёжа на спине, принялся перезаряжать карабин. Сказал весело:

– Предпоследняя обойма, и кирдык. А вы чего там? Ранило?

– Крошка, похоже, – пробормотал Илья, утирая кровь. – От валуна откололась.

– Бывает. Вы бы не валялись, как на пляже у Петропавловки, а вот за тот камешек. И стреляйте, чёрт побери, зачем вам наган?

Илья дополз до укрытия, осторожно высунулся. Ниже, метрах в двадцати, разглядел в лунном свете геологов: двое лежали неподвижно, неестественно вывернув ноги, третий возился, перезаряжая револьвер. Ещё ниже, на тропе, валялись тёмные силуэты, с десяток.

Вновь ударил пулемёт, но очередь пошла выше, по куполу святилища; грохотало долго и резко оборвалось – то ли кончилась лента, то ли перекосило патрон.

Внизу завыли, заорали – слов не разобрать, но стало страшно.

– Бах! Бах! Бах!

Геолог стрелял торопливо, но точно: один нападающий сложился, рухнул на тропу, остальные вновь спрятались за камнями, отвечали вразнобой.

Илья вспомнил: наган же! Прежде вытащил очки, протереть было нечем, надел так, зацепил дужки за уши. Обхватил правое запястье левой рукой, навёл на место, откуда были вспышки, надавил на тугой крючок. Зажмурился и услышал: щёлк. Осечка. Ещё раз: щёлк. И ещё, ещё.

– Горский, вы наган-то зарядили? – крикнул Рамиль.

Илья обмер. Патроны остались в сидоре.

Вскочил, побежал к святилищу. Внизу ожили, принялись палить; пули высекали искры из валунов, свистели над головой – Илья петлял, прыгал в стороны, из-за чего путь смертельно удлинился; сердце грохотало в ушах, что-то кричал Рамиль. Илья всё бежал, как стометровку в университете, но серый купол святилища словно дразнил – не приближался, а наоборот, становился далёким, недосягаемым.

Сбоку налетело, сбило с ног: Рамиль навалился, накрыл, вопя в ухо:

– Идиот! Куда? Сбежать решил, амчектык?

И вскрикнул, дёрнулся, выронил карабин, схватился за бедро.

– Я за сидором, патроны там, – хрипел Илья.

Рамиль сел, сдавил хлещущую кровью рану. Прорычал:

– Из-за тебя, придурок. Всё через жопу.

Снизу прокричал геолог:

– Товарищ Аждахов, уходите, пять минут у вас!

– Всё, не уйти с такой дыркой, – пробормотал Рамиль.

Илья вскочил было – Рамиль схватил за руку, дёрнул вниз:

– Куда?

– В купол, за бинтом, перевязать вас. И патроны взять.

– Отставить, Горский.

– И мешок, с детёнышем динозавра.

– К чёрту ящерицу.

Рамиль вытащил свёрток, развернул. В бледном свете рождающейся зари огромный изумруд неожиданно сверкнул красным. Горский вздрогнул, поёжился от неясного чувства.

– Бери и уходи. Полчаса тебе обеспечу, больше никак. Через перевал, потом вниз, двадцать вёрст. Услышишь погоню – прячься.

– Я вас не оставлю. Или вместе, или никто.

– Заткнись, – Рамиль схватил за ворот, подтянул, брызгал слюной в лицо: – Выполняй приказ, уходи. Доставишь камень представителю советской власти.

– Там, в мешке, образец небывалой научной ценности.

– Кутаррга! Засунь свою науку в задницу. Изумруд окупает всю экспедицию, все потери. Этот камень дороже всех нас, вместе взятых, он – государственная собственность. Ясно тебе, дефективный?

Илья не слушал. Оттолкнул раненого, вскочил, побежал в святилище.

Рамиль, ругаясь, подтянул за ремень валявшийся рядом карабин. Поднял, направил на тропу, прицелился:

– Бах!