Чеслав. Воин древнего рода

Неожиданно две стрелы, со свистом вылетев из кустов, которые находились с двух сторон по ходу бега зверя, почти одновременно впились в холку кабана. Секач, почувствовав боль, резко остановился. Глаза его налились кровью, а поднявшаяся дыбом шерсть свидетельствовала о том, что животное в ярости. Заметив приближающегося к нему Чеслава, кабан развернулся и бросился в его сторону. Чеслав, не растерявшись, на скаку натянул лук и выпустил стрелу в зверя. Его стрела, настигнув дичь, присоединилась к двум другим. Кабан опять остановился. И в этот момент из своих укрытий на поляну выехали Ратибор и Велимир. Ратибор выпустил еще одну стрелу. Секач, увидев новых обидчиков, рванул в сторону Велимира. Мужчина хладнокровно спрыгнул с коня и с малым копьем в руке стал дожидаться приближения животного. Когда кабан был уже едва не в шаге от него, Велимир ловко отскочил, увернувшись от клыков зверя, и попытался достать его копьем. Но копье, пройдя рядом, не попало в цель. А ослепленный болью и яростью кабан проскочил мимо охотника. Тогда Велимир выхватил нож и, не теряя времени, в два прыжка настиг секача. Пока тот не успел развернуться к повторному нападению, Велимир со всей силы всадил клинок в его налитый кровью глаз. Безжалостное лезвие, пробив глазницу зверя, поразила и его мозг. Секач замер на какое-то мгновение, как будто удивляясь, что нашлась такая сила, которая смогла остановить его, и рухнул как подкошенный на землю. Сделав еще несколько хриплых вдохов, он судорожно дернулся и замер. Над ним, тяжело дыша, стоял победитель — Велимир…

Отдышавшись и обменявшись первыми впечатлениями от схватки, охотники перетащили тушу кабана к месту, где оставили поклажу с провизией.

— Вот, теперь можно и перекусить, сыны, а то слышу, как у Ратибора в животе жабы квакают, — сказал Велимир и принялся располагаться на поляне под молодым дубком.

— Ой, таки квакают, отец, — признался Ратибор.

— А у меня кикиморы пляшут, — присоединился Чеслав.

— Ну, посмотрим, что нам там бабы снарядили, — сказал Велимир, доставая из котомки провизию.

Плотно и с аппетитом подкрепившись снедью и оставив на пне краюху хлеба для благосклонного к ним лесного духа, Велимир достал из котомки кувшин, завернутый в шкуру, а сверху закрытый и завязанный кожей.

— Ай да Болеслава, знала, что радостно будет медку испить после погони ярой. Молодец баба, расстаралась, — довольно крякнул Велимир и, сперва понюхав, жадно прильнул к кувшину.

За отцом и сыновья с удовольствием угостились напитком.

— Славный медок! И ведь умеет по-своему изготовить его хозяйка наша. Травинку какую добавит, а уже вкус иной, чем у других. Искусница! — нахваливал Велимир Болеславу.

Слышала б сама Болеслава, умерла б от счастья.

— И в этот раз новым смаком тетенька порадовала, — поудобнее расположившись на траве, с удовольствием заметил Ратибор.

— Любо! — поддержал брата разомлевший от еды и питья Чеслав.

— Вот и вам таких хозяек надо, сыны, — убежденно произнес Велимир. — Празднество отгуляем, начнем для тебя девку искать, Ратибор. Но с умом да разбором. Такому молодцу достойная пара нужна.

Ратибор, до этого довольный и радостный, сник и угрюмо опустил голову.

— Что молчишь, сын? — не унимался Велимир. — Ответь отцу!..

Ратибор застыл как каменный, и только учащенное дыхание выдавало его волнение.

— А может, все же… — наконец подал он голос, — я возьму ту… что мне по душе, отец?

— Дурень! — рассердился Велимир. — Мы ведь уже обсудили толком… И ты согласился со мной, что так и тебе, и роду нашему, и детям твоим, что народятся, лучше будет.

— Согласился… Но я все думаю… — У Ратибора вырвался вздох.

— А ты не думай! — зло и твердо бросил отец.

— А меня, отец, хоть режь, но я от своего выбора не отступлюсь. Украл девку, и она будет моей, — благодушно отозвался Чеслав.

Он чувствовал, как сладковатая, словно выпитый мед, слабость берет все его тело в плен.

— А тебе вообще еще рано о паре думать, младший! Вперед брата скачешь… Есть Голуба, и пользуйся.

— Не надо Голубу!.. — закричал Ратибор, пытаясь встать, но почему-то не смог этого сделать и опять повалился на траву.

Чеслав почувствовал, как волна протеста, несогласия с отцом, которая вновь накатила на него, пытается побороть слабость, сковавшую его тело. Он хотел возразить, доказать отцу свою правоту, но силы его куда-то делись… Осталась только воля, но и ее какая-то неведомая сила вдруг схватила за горло и стала душить… душить… душить…

— Неждана… будет… моей… — пробормотал Чеслав, и его веки неожиданно склеились.

Он совсем не хотел этого. Они сомкнулись сами по себе, против его воли. Юноша чувствовал, как солнце пытается прорваться сквозь них, и от этого все вокруг стало неожиданно красным… А потом наступила темнота…

Чеслав очнулся от того, что в голове, словно дятел по дереву, билась мысль: «Холодно! Как холодно!» И, уже пробуждаясь, он понял-таки, что все его тело пронизывает холод и спать из-за этого мучения нет никаких сил.