Чесменский гром

Последнее время адмирал держался в стороне от всех, был, как никогда, молчалив и мрачен. Внизу в духоте каюты у него умирал сын. Младший, Алексей, не отходя, сидел подле брата, метавшегося в горячечном бреду, а сам адмирал мог позволить себе лишь изредка спускаться туда и, крепясь из последних сил, ободрять сына в его предсмертных муках. Андрюша Спиридов быстро таял ночными потами. Лекарь отводил взгляд, надежд на выздоровление не было. Умирая, первенец адмирала плакал, но не от жалости к себе, а от обиды жгучей.

Отец! — шептал он черными потрескавшимися губами. — За что так несправедлива ко мне судьба? Почему умираю я не в баталии жестокой, а в постели пуховой, не от ран смертельных, а от горячек проклятых?

Что мог ответить отец?

Сверху послышались топот ног, крик боцмана, скрип талей и хлопанье паруса — корабль ложился на новый курс.

В несколько дней Спиридов постарел на добрый десяток лет. Легли на лице глубокие морщины, потух взор, щедро обметало сединой голову. Есть ли на свете что-либо более горькое, чем видеть, как угасает любимое дитя?

Гибралтар прошли без задержки. На траверзе мыса Альмина разминулись с потрепанным французским судном. Опасаясь подвоха, Спиридов был крайне осторожен, но все обошлось. Судно, отсалютовав российскому кораблю спусканием марселя, проплыло мимо. Французский капитан в знак приветствия приподнял шляпу. На корме русские моряки прочли: «Адур». Имя капитана было Жан Франсуа Гало де Лаперуз и никому ничего не говорило...

И вот, наконец, перед «Евстафием» — Средиземное море. Адмирал велел играть сбор. Став перед строем, он обратился к собравшимся со следующими словами:

Господа офицеры и доблестная команда! Обошед Европу, видим мы себя в водах здешних. Вам, опытные путеводы, принадлежит теперь благодарность наших сородичей. День сей будет знаменит в Отечестве нашем тем, что сыны его впервые проникли в столь дальние моря могучим флотом и победоносный флаг российский ознакомился со здешними берегами. Вам, достойные сотрудники мои, предстоят новые достохвальные подвиги. Соединим же сердца и души наши к исполнению оных.

Из письма Екатерины II Вольтеру 29 октября 1769 года: «Надеюсь, государь мой, скоро получить через Вас известие о моем флоте. Это новое зрелище в Средиземном море. Надо будет смотреть, что он делает».

Неся все паруса, «Евстафий» широко забирал ветер. У борта резвились дельфины, вдалеке маячили фелюки греческих корсаров. Корсары встречали флагманский корабль Спири- дова торжественно. Окружив его, трубили они в медные сигнальные рожки, дымно палили из пушек и мушкетов, закрепленных на бортах.

Шлюпками к Спиридову прибыли их предводители: Лам- бро Качиони и Псаро. Офицеры и матросы «Евстафия» с любопытством глазели на вычурно разодетых корсаров. Особенно выделялся Качиони. На первом арматоре Греции были широкая красная рубаха и подвернутые до колен широченные шаровары. За шитым золотом поясом торчали с полдюжины пистолетов и ятаган богатой работы. На голове красовался роскошный шлем с белоснежными страусиными перьями. Обуви, однако, корсары не признавали и гордо шлепали босыми пятками по палубе. Рассказав адмиралу о последних событиях в Морее, показали ему на картах опасные течения и подводные скалы, удобные стоянки и сильные турецкие крепости. Дали они и лоцмана своего наилучшего, Анастасия Марко.

Каково вы турков щиплете и насколько боятся они дерзости вашей? — поинтересовался, как всегда, дотошный Спи- ридов.

Нет мыса в Морее и острова в Архипелаге, где бы не слышали наших выстрелов, а именами нашими пугают османы детей своих! — гордо отвечали ему Качиони и Псаро.

На семнадцатые сутки плавания «Евстафий» шумно бросил якоря у обрывистых берегов Минорки. То было место сбора всей эскадры — английская крепость Порт-Магон. В тот день Спиридов лишился сына... В дневнике оставил он скорбную запись: «До сего дня еще ни один час не прошел, когда бы я без прискорбности пробыл».

Удар был тяжелый, но, увы, не последний. В Магоне догнал адмирала рескрипт с очередным выговором от Екатерины за медлительность плавания и множество больных.

* * *

А через несколько дней приплыл из Ливорно на попутной английской бригантине младший из братьев Орловых — Федор.

Из всех пяти братьев младший, Федор, был и самый бесталанный. В нем не было житейской мудрости Ивана и академического ума Владимира, не было и здорового авантюризма Григория с Алексеем. Даже после восшествия на престол Екатерины II, когда все Орловы получили от щедрот ее в полной мере, Федора так и не смогли приставить к сколько-нибудь серьезному делу. Историки пишут об этом обтекаемо и невнятно: «Был беспрерывно в правительствующем сенате при текущих делах». И вот теперь Алексей, забрав младшего к себе в Италию, решил использовать его хотя бы своим доверенным курьером. Привез Федор с собой Спиридову конверт, печатями за- сургученный. Кинул его на стол перед адмиралом.

Читай!