Чесменский гром

Не теряли времени и недоброжелатели в далеком Санкт- Петербурге. В адмиралтейств-коллегию поступил анонимный донос о том, что находящийся при Средиземноморской эскадре лейтенант Ильин давно страдает падучей болезнью, которую старательно скрывает. Аноним требовал немедленной отправки лейтенанта с эскадры в Россию на лечение и заслуженный им покой. Удар был нанесен достаточно точно, ведь проверить здоровье офицера, находившегося за тысячи миль от Петербурга, члены коллегии не могли, а оставлять на боевом посту командира корабля, страдающего падучей болезнью (пусть даже и очень заслуженного), не имели права. Этот второй удар был посерьезнее первого и практически не оставлял Ильину иного выхода, как уйти с почетом в отставку. Помогла случайность. В столицу в это время прибыл уволенный в полную отставку адмирал Спиридов, оттертый Орловым и Грейгом от чесменской славы. К нему-то и обратились за решением столь щекотливого вопроса члены адмиралтейств-коллегий. Седой адмирал с гневом отверг надуманные обвинения. Дело было предано забвению. На этот раз Дмитрий Ильин, сам того не зная, одержал победу над своими неизвестными врагами. Но адмирал Спиридов убыл доживать свой век в далекую деревню, и Дмитрий Сергеевич лишился своего последнего заступника.

...Победоносно закончилась русско-турецкая война, и Средиземноморская эскадра отряд за отрядом двинулась в родные пределы. С одним из отрядов пришла в Кронштадт и ведомая Ильиным «Молния».

Балтийцы устроили герою поистине торжественную встречу: по улицам Кронштадта его несли на руках! Ильин был счастлив: его подвиг не забыт! «Лейтенант Ильин по приходе эскадры с графом Орловым в мирные воды по повелению императрицы Екатерины II был должен представиться ее величеству и ожидал быть осыпанным наградами от ее монарших щедрот»,— напишет один из первых биографов Ильина Михаил Ладыгин в своем сочинении «Лейтенант Дмитрий Ильин», опубликованном в журнале «Русская старина» за февраль 1892 года.

7 июля 1776 года Екатерина со своей свитой и чужестранными министрами посетила корабль «Ростислав». Церемония визита происходила следующим образом: «...Позваны сигналом все флагманы и командиры и прочитан был на шканцах вице-президентом адмиралтейской коллегии указ о награждении чинов флота. И на Грейга возложила сама Императрица орден Александра Невского, нижним чинам розданы в память турецкой войны медали, и высшие офицеры допущены были к руке. В 1-м часу Ея Импер. Велич, отправилась к обеденному столу, приготовленному в кают-компании, на который приглашены были все присутствующие, играла музыка и выпиты тосты...». Посещению «Ростислава» предшествовал смотр эскадры, после которого императрица пригласила к своему столу на корабле «Ростислав» всех офицеров — участников Чесменского сражения. На обеде присутствовал и Дмитрий Ильин, императрица один из тостов провозгласила за здоровье отличившегося в сражении лейтенанта Ильина. Бокал, из которого пила Екатерина, с ее вензелем был подарен Д.С. Ильину.

В ходе проведения исследования впервые удалось обнаружить интересный документ — «Ответ Исторического Отделения Морского Генерального штаба» от 2 ноября 1916 года в адрес командира эскадренного миноносца «Лейтенант Ильин». В нем говорится, что Георгиевский крест лейтенанта Ильина и хрустальный бокал, из которого пила Императрица Екатерина II на корабле «Ростислав» за его здоровье, хранятся в Морском музее имени императора Петра Великого.

Лучшие поэты страны посвящали лейтенанту Ильину строки своих восторженных од:

...Как бытто нес главу Горгоны к ним в руках,

Окамененье им Ильин навел и страх,

Он бросил молнию в их плавающие домы,

Ударили со всех сторон от россов громы;

Там бомба, на корабль ynaef разорвалась,

И смерть, которая внутри у ней, неслась,

Покрыта искрами, из оной вылетает Рукою корабли, другой людей хватает.

К чему ни коснется, все гибнет и горит;

Огонь небесну твердь, пучину кровь багрит;

Подъемлют якори, от смерти убегают;

Но, кроясь от огня, друг друга зажигают...

Однако стихи остались стихами, а обещанных «монарших щедрот» герой так и не дождался. Столь большое внимание к некогда безвестному флотскому офицеру вызвало новый приступ ярости у недоброжелателей Ильина. Они перешли к активным действиям. На этот раз враги обвинили Дмитрия Сергеевича в пьянстве. Тот же Ладыгин писал: «Боязнь, что Д.С. Ильин по своей доброй, чистой натуре умалит в глазах государыни тех, кто захватил всю славу Чесменского боя, заставила их обратить внимание на Ильина по приезде его в Петербург...»