А потом мне все это осточертело. Я не мог заправлять своей группировкой, потому что у меня были дела поважнее. Мне хотелось найти ответы на вопросы, которые вертелись у меня в голове. Тогда-то я стал заниматься членовредительством, и меня подсадили на седативные препараты. Наблюдали за мной двадцать четыре часа в сутки, чтобы не дать совершить самоубийство. Какое-то время я летел все ниже и ниже и никак не мог остановиться.
А потом ко мне явилась мать. То есть, конечно, ее призрак. Или привидение. Можно назвать как угодно. Я ощущал запах ее волос. И этот запах был вполне реален. Она оставалась со мной всю ночь. Я смотрел ей в лицо. Смотрел ей в глаза. И рыдал, как не рыдал никогда в жизни. С той ночи я начал меняться. Сейчас я другой человек. Может быть, я не стал лучше, чем прежде. Но я другой. И эту информацию офицер Маклаглин никогда не найдет в моем личном деле.
* * *Я вхожу в камеру и вижу, что Триппи лежит на койке, укутавшись несколькими одеялами. Кожа у него пепельного цвета, глаза закрыты. Судя по всему, он под кайфом.
– Ну что? – спрашивает он, не открывая глаз.
– Все путем, – отвечаю я. – Мы не задушили друг друга, и это главное.
– Отлично, – бросает он и вновь впадает в ступор.
С тех пор как Триппи узнал о разводе, он жрет таблетки пригоршнями.
Наплюй ты на эту рыжую стерву, хочется сказать мне. Но я знаю, единственное, что ему нужно сейчас, – это чтобы его оставили в покое. Я уважаю его желание. Поэтому я молча растягиваюсь на своей койке и предаюсь размышлениям.
Есть некий мост, ведущий в иной мир, и мост этот тонок, как волос, и скользок, как угорь. Когда настанет день Страшного суда, каждому из нас придется пересечь этот мост. Крики грешников, которые будут корчиться на кострах, огласят воздух. Всякий, кто творил зло, угодит в пламя, бушующее под мостом. А тот, кто совершал много добра, переберется на другой берег. Животные, которых он приносил в жертву на Иде, воскреснут и помогут ему преодолеть мост. Кто рассказал мне об этом? Точно не помню – наверное, дядя Тарик.