Честь

– Я должен вам кое-что сказать.

– Что? – напряженно спросила Пимби.

– Ну… понимаете ли… мне хотелось бы узнать вас лучше, проводить с вами больше времени. Но если вы против, скажите прямо, и я исчезну.

Пимби заморгала, щеки ее слегка побледнели. Прошла целая вечность, прежде чем она выдохнула:

– Не надо… исчезать.

Элайас высунул из-под пеньюара правую руку и так, чтобы никто не заметил, пожал правую руку Пимби. Он прикасался к ней не впервые, но все прежние прикосновения были случайными или же вызывали у него приступ смущения и паники. Теперь он сжал ее руку крепко, как человек, падающий в пропасть, сжимает веревку. Она не стала вырываться, хотя он, наверное, причинил ей боль. В этот миг оба испытывали одинаковые чувства: смятение, растерянность, радость. Ее рука трепыхалась в его ладони, как пойманная птичка.

Прошло несколько секунд, прежде чем Пимби освободила свою руку и спросила:

– Так как все же вас подстричь?

– Сделайте меня похожим вот на него, – усмехнулся Элайас.

Проследив за его взглядом, Пимби увидела на столике неподалеку раскрытый журнал, со страниц которого сиял ослепительной фарфоровой улыбкой загорелый голливудский красавец атлетического сложения.

– Вот на этого? – хихикнула Пимби. – Не знаю, получится ли.

– Уверен, получится. Я всегда хотел выглядеть как знаменитость.

Пимби взяла журнал и принялась изучать фотографию. Она прекрасно понимала: красавчик-актер здесь ни при чем, и Элайас просто тянет время, чтобы побыть с ней подольше. В течение следующего получаса она не проронила ни слова, сосредоточенно работая ножницами. Он тоже не пытался завязать разговор. Каждый раз, когда Рита бросала взгляд в их сторону, она видела одну и ту же картину: Пимби работает, сдвинув брови, а странный посетитель листает журнал.

Закончив стрижку, Пимби дала Элайасу зеркало, чтобы он мог увидеть себя сзади. Он подавил сокрушенный вздох, стараясь скрыть, насколько его шокировали коротко стриженный затылок и открытая шея. Когда Пимби сняла с него пеньюар, он спросил как бы между прочим:

– Вы любите кино?

– Что?

– Я имел в виду, вы любите смотреть фильмы?

Пимби молча кивнула. В первые годы, проведенные в Англии, она несколько раз ходила с детьми в кино, но мало что понимала из-за языкового барьера. Актеры говорили слишком быстро.

– А почему вы спрашиваете?

Элайас поймал ее взгляд.

– Я оставил кое-что под баллончиком с лаком для волос, – тихо сказал он. – Это для вас. – Потом возвысил голос и добавил: – Отличная работа. Я очень вам благодарен.

Убедившись, что клиент доволен, Рита просияла. Обменявшись с ней любезностями, Элайас расплатился и ушел. Пимби стояла не двигаясь, уставившись на баллончик с лаком. Там лежал билет в кино: четыре часа дня ближайшей пятницы, кинотеатр в Ист-Финчли. Фильм старый. Черно-белый, немой.

Бесчестье Лондон, 5 января 1978 года

Тарик являлся счастливым владельцем маленького магазинчика, распложенного на углу Куинсбридж-роуд. Шесть дней в неделю, двенадцать часов в сутки он торговал конфетами, чипсами, сухариками, газированными напитками, замороженными овощами, сигаретами и всякой всячиной. В магазине имелся также стеллаж, где были выставлены десятки газет и журналов – «Mayfair», «Men only», «Fiesta», «Knave», «Penthouse», «Club International». Тарик невольно хмурился, когда взгляд его скользил по некоторым из этих изданий. Эта страна просто рассадник непристойности: куда ни глянешь, всюду фотографии голых баб. Тарик всю жизнь не мог понять, какое удовольствие находят мужчины, пуская слюни над этими фотографиями. И уж тем более он не мог понять, почему женщины позволяют снимать себя в непотребном виде. Неужели у них нет никого из близких – отцов, мужей или братьев? Журналы подобного рода он держал в дальнем углу полки, за жестянками с тунцом и сгущенным молоком. Любители клубнички их все равно отыщут, но пусть эта гадость хотя бы не смущает невинные взгляды.

Тарик почувствовал, что проголодался, и взглянул на часы, висевшие на стене. Всего четверть двенадцатого. Каждый день ровно в половине первого его жена Мерал приносила обед в железных судках: суп на кислом молоке, тушеные баклажаны, рис с фасолью. В задней комнате постоянно шипел самовар, полный кипящей воды. Обычно Тарик выпивал за день около тридцати стаканов крепкого черного чая, всякий раз с кусочком сахара.

Пока он ел, Мерал не сидела без дела: мыла в магазине полы, смахивала пыль с полок и протирала вывеску, гласившую: «Мини Мар…ет „Оазис“». Тарик давно собирался вернуть на место отлетевшую букву «к», но все никак не мог выбрать время для этого. К тому же покупателям было совершенно все равно.

Когда Тарик завершал обед, Мерал собирала грязную посуду и отправлялась домой заниматься хозяйством. Тарик допускал, что когда-нибудь попросит жену помогать ему в магазине. Но никогда не допустит, чтобы она, как Пимби, работала среди чужих людей. Место женщины – дом. Лишь крайняя нужда может вынудить ее искать работу.