Честь

— Что это ты говоришь, Сайфи-абы! — Вскрикнула она. — Хочешь свести на нет всю нашу работу?! Для чего же мы столько трудились? Осенью, утопая по колено в грязи, ил со дна реки таскали; зимой, проваливаясь в сугробах, снег задерживали; в мороз да буран навоз вывозили, золу собирали. А ночами еще агротехнику усваивали. Ради чего это? Все для того, чтобы вырастить хороший урожай...

— Видали? Председателя колхоза агитирует! Смотри пожалуйста! Да кто же вам мешает? Выращивайте на здоровье.

— А как вырастить, если половина земли голой останется?

Сайфи снова выпятил губу и пожал плечами:

— Ежели район не отпустит — от меня не ждите. Так вот — без обид!..

Отойдя немного, он бросил через плечо:

— А отпустит, разговор будет другой*

3

У дальних амбаров уже никого не видно — все давно разошлись. Скрылся с глаз и Сайфи.

Апипэ беспокойно заерзала, закряхтела:

— По домам, что ль, пойдем? Гляньте, только мы и сидим...

Но ей никто не ответил.

— Ну, как же нам, голубки, быть теперь? — промолвила Нэфисэ после раздумья. — Не хватит у нас семян.

Вскинув длинные черные ресницы, она испытующе смотрела то на одну, то на другую подругу. Кто знает, может, и ее Газиз сидит вот так перед боем с друзьями и вглядывается в их лица: хочет прочесть по ним, не сробеют ли? Нет ли в суровых солдатских глазах сомнения? Можно ли положиться на них в тяжелую минуту?.. Морщинки на лбу выдавали крайнюю озабоченность Нэфисэ.

— Ну, что поделаешь, если семян недостает? — отозвалась устало Зэйнэпбану, крупная широколицая девушка. — Не биться же головой о камень! Засеем, сколько сможем, а часть земли будет в залежи. Все равно больше не выпросишь у сухорукого.

Все удивленно посмотрели на нее. Мэулихэ даже заморгала глазами:

— Постой-ка, ты что это болтаешь? Землю незасеянной оставить?

— Да ведь семян не хватает...

— Упаси господи... Хороших родителей дочь, а мелешь несусветное. Тьфу, тьфу!.. Пусть ветром унесет твои слова! Ежели в такой год, в самую войну, землю не засеешь, разверзнется она под тобой, так и знай!

И без того всегда красная Зэйнэпбану залилась багровым румянцем.

— С отчаянья это я, Мэулихэ-апа...

Мэулихэ вся кипела. Глаза ее смотрели сурово, крылья тонкого носа вздрагивали.

— И в отчаянье не смей такое говорить! Пускай враги отчаиваются! Не хватает своего разума, сиди слушай, что другие скажут.

Зэйнэпбану молча вытирала лицо фартуком.

Пока судили да рядили, кому-то пришла в голову мысль досеять землю овсом. Но от этого тотчас отказались. Не для овса обрабатывали почву! Что ни говори, овес и есть овес. А тут надо пшеницу вырастить, да самую лучшую, урожайную.

Карлыгач не отрывая глаз следила за сидящими против нее Нэфисэ и Мэулихэ. От них она ожидала услышать спасительное слово и старалась угадать, что же они скажут. И неожиданно нужное слово нашлось у нее самой. Где же слыхала она про это — на районном собрании комсомола? Или прочитала в газете? Не совсем уверенная, что ее предложение понравится, она проговорила:

— Нэфисэ-апа! А если мы соберем недостающие семена меж собой и одолжим колхозу до осени?

Нэфисэ от неожиданности встрепенулась, вся посветлела. Она даже засмеялась от радости.

— Слышите? Слышите, что Карлыгач говорит? Я и сама думала об этом. Уверена была, что не подведете, славные вы мои. Согласны?.. Ну, пойдемте! Потолкуем с остальными, да и с домашними посоветуемся. Узнаем, кто сколько пшеницы в силах одолжить... Айсылу-апа обо всем расскажем.

— Правильно. Ты по дороге и зайди к ней.

Шумно переговариваясь, женщины направились к деревне. Вскоре их нагнал Шамсутдин. Протянув Нэфисэ конверт, он как-то странно поглядел на нее голубоватыми глазами:

— С утра таскаю, тебе самой хотел вручить...

Карлыгач и Сумбюль запрыгали, потянулись к Нэфисэ:

— От Газиза-абы? Давно уже писем не было. Вот радость-то!

Нэфисэ стояла растерянная, не зная, брать ли ей письмо. Оно было не от Газиза, а от Зинната, джигита, который давно, еще до войны, уехал из Байтирака.

4

Два события оставили неизгладимый след в сердце Нэфисэ.

Был у нее старший брат Сарьян, который выделился из семьи и жил своим домом. Сейчас Нэфисэ уже почти не могла представить себе его лица. Но в памяти ее навсегда сохранился образ высокого, жизнерадостного человека. Ей даже казалось, что она и сейчас ощущает прикосновение его большой теплой руки и слышит его ласковый голос.

У Сарьяна не было детей. Поэтому, а может быть, и потому, что была Нэфисэ самой младшей в семье, стала она любимицей брата. Когда Нэфисэ подросла, мать показывала ей хранившиеся на дне сундука крохотные красные ичиги, — это Сарьян привез подарок своей сестренке из Казани.