Честь

Через час Брагин, садом, примыкавшим к зданию воспитательских квартир, направился в корпус. Он шел боковой аллеей, вдыхая свежесть сочной, весенней зелени. Мелкий гравий под ногами пел знакомую мелодию, каждое дерево смотрело на него знакомым, родным взглядом. Ветви кленов, бузины, акаций, шелестя шепотом листвы, кланялись ему, словно здоровались с ним. Все существо Брагина испытывало чувство, которое обычно испытывают люди, вновь встретившиеся после долгой разлуки. Он шел бодрый, радостный и через несколько минут вошел в швейцарскую корпуса. «Дедушка крокодил», в серой коломянковой ливрее, оторвавшись от Русского Инвалида, вскочил со стула и вытянулся по военному.

— Здравствуйте, дедушка! — смущенно сказал Брагин.

— Здравия желаю, ваше благородие! — прогремели в воздухе ответные слова швейцара, окончательно смутившие Брагина.

Через секунду по лицу швейцара скользнула добрая улыбка, и ласково глядя на Брагина, он улыбаясь сказал:

— А вы, ваше благородие, добавьте слово «крокодил»… Дедушка крокодил!.. Люблю, что так прозвали… уж больно метко… потому на вас, шустрых стрижей, одна управа — «ЗУБАСТЫЙ КРОКОДИЛ».

— Правильно, дедушка крокодил, — утвердительно ответил Брагин, пожимая жилистую руку швейцара.

— Вот смотрю на вас, а фамилию, простите, не помню… Да как за двадцать лет запомнишь всех… Только вижу по выправке, что нашего корпуса, да помню еще, что вместе с вами княжескую подкладку вырезали. Я еще тогда ножницы вам дал, за сукно боялся… Сукно дело казенное, не ровен час, порежете, а подкладка дело другое, почитай сам Великий Князь рад был, что подкладку-то вырезали, потому на вечную память о нем, — закончил швейцар, всколыхнув в памяти Брагина прекрасную традицию корпуса.

— Брагин моя фамилия…

— Ну вот… ну, конечно, Брагин… Махонький вы тогда были, но шустрый… как ртуть… глазенки острые были, а уж тогда понимали, что значит традиция, — наставительно сказал «Дедушка Крокодил», возвращая Брагина к годам навсегда затонувшего детства.

Брагин направился в третью роту. Была перемена между первым и вторым уроком. Сотня детских голосов сразу оглушила его своим гамом, каким-то специфическим гортанным звуком. В огромном зале, в клубах поднятой пыли, в ту и другую сторону с визгом и шумом носились малыши кадеты, отдавая пятнадцатиминутной перемене избыток детской энергии.

Паркетный пол был изборожден полосами, как весной каток от коньков. В воздухе пахло мастикой и детским потом. Брагин с трудом пробрался к дежурному воспитателю, подполковнику Никольскому, по прозвищу «ЧЕРЕП». Никольский радостно встретил Брагина, сразу узнал его, участливо расспрашивал о сражении, в котором он был ранен. Резкий звук трубы… Разбушевавшаяся мелюзга с взрывом последнего шума рассыпалась по классам. Вереницей потянулись знакомые и незнакомые преподаватели. Шествие замыкал отец дьякон.

— Здравствуйте, отец дьякон! — подходя сказал Брагин.

— Здравствуй, Жоржик!.. Тоже ранен?

— Пустяки… царапина…

— Ну, дай посмотреть на тебя… Молодец… Пойдем на урок… А помнишь кагор? — улыбаясь спросил отец дьякон, заглядывая в глаза Брагина.

Брагин и сейчас не выдал друга, а скользнувшая по его лицу виноватая улыбка еще раз как бы подтвердила его виновность. Они вошли в класс. Гул, сильно напоминающий жужжание роившегося пчельника, сразу стих, и сорок малышей по команде старшего кадета вытянулись в струнку. Отец дьякон принял рапорт, и детвора с легким шумом опустилась на парты. Брагин сел на свободное место в первом ряду. Перед насту лающими экзаменами отец дьякон бегло повторял пройденный за год курс. Сегодняшний урок был посвящен христианской сущности и глубине двунадесятых праздников, и когда отец дьякон объяснял сущность праздника «Преображение Господне», он теплым взглядом окинул Брагина. Между ними ясно обрисовались контуры убитого князя Вачнадзе, назвавшего на экзамене, в присутствии епископа Гурия, праздник «ПРЕОБРАЖЕНИЯ» — «ПРИВЕДЕНИЕМ ГОСПОДНЕМ». Сладостные мысли прошлого властно охватили Брагина. Он чувствовал себя маленьким кадетом и жадно вдыхал аромат знакомого класса. Кончился урок. Брагин направился во вторую роту и у входных дверей в ротный зал столкнулся с командиром роты полковником Горизонтовым — по кадетской кличке «КОНЬ», хотя конского в нем ничего не было. Это был человек с двумя ногами, руками, лицом, безукоризненно носивший форму корпуса. Полковник Горизонтов не мог не узнать Брагина, ибо в его памяти еще были свежи вольные бои на рапирах, когда Брагин, превзойдя своего учителя, шутя и яростно вонзал острие стальной рапиры в широкую конскую грудь, разгневанного и потерявшего контроль боя, преподавателя. Они вошли в ротный зал. Полковник Горизонтов, позвякивая шпорами, спокойно обошел фронт роты, делая замечания за неопрятный вид, плохо вычищенные пуговицы и бляхи поясов.

— Ведите роту, — приказал полковник Горизонтов, и после команды дежурного офицера рота строем двинулась в столовую. Рота пропела молитву, и кадеты опустились на скамейки. Брагин подошел к ближайшему столу.

— Можно мне с вами позавтракать? Я тоже симбирский кадет…