Честь Афродиты

Отец был как всегда где-то на работе, мать как всегда в своём спа-салоне. Все этажи в распоряжении Матвея. У него естественно свой. Там он и развернулся. Рассчитывал на поцелуй. Первый в его жизни. Девочка была очень красивой, правда на пару лет старше, но выглядела моложе. Выпили шампуни, Матвей из запасов отца взял. Там много чего, хоть ящиками бери — не заметит. На Матвеевом этаже полумрак, музыка, то сё. Охрана внизу. Видеокамеры на этаже отключены. Ещё разлили шампуни по фужерам. Матвей решил, наверное, можно и обнять теперь девушку, её Ланой звали, как в каком-то Пушкинском стихотворении, он вспомнил, «Лань лесная, боязлива», придвинулся незаметно к ней, осторожно, естественно, под музыку. Она неожиданно — сама! первая! — положила свою руку на его возбуждённую уже часть тела, неконтролируемую, и глядя в глаза спокойно предложила: «Может, займёмся любовью, Мэт, потрахаемся, наскоряк, пока предков нет, а?» Матвей в тот момент чуть в осадок не выпал, испытал некий шок. Он думал, что именно это шок. Нет, настоящий шок был впереди, наступил позже. Когда она по-взрослому, обслужила его. Точь в точь, как в борделе. В смысле на видеокассете. Профессионалкой девочка в этом деле оказалась. Вот это был шок, так шок! И никаких поцелуев, никакой любви. Только шок. И вот теперь… Другой шок. Сладкий.

— Ну что, ты согласен? — повторяет вопрос Борис Фатеевич.

Матвей в кабинете президента производственной компании «Афродита». Сидит в кресле. Напротив. Вопрос конкретный. И лицо Матвея конкретное.

— Согласен, — расплываясь в улыбке отвечает он. — А я справлюсь, тут же…

Матвей улыбку не сдерживает, да и не может удержать. Она сама по себе на лице светится… С неожиданным предложением Матвей испытал радостное, всезаполняющее ощущение необъятного счастья стать главой настоящей реальной фирмы, не какой-нибудь там купи-продай, а настоящей, производственной, и не с помощью папы или дяди, а такую вот, работающую, с именем, взять и… всё в ней по новому, всё по своему… Амбиции, амбиции…

— Если б не был уверен, не предложил бы. Только при одном условии.

— Каком? — Матвей нетерпеливо поёрзал.

— Только всё самостоятельно. Никаких пап и мам… и дядей. Понятно?

— Понятно. А почему?

— А потому что надоело крышевание и работа на дядю. Стыдно это. Понимаешь? Вся страна на сволочей и подлецов работает.

— Мой папа и дядя не подлец, не подлецы… — поправился Матвей, губы его при этом обидчиво надулись.

— Это как посмотреть. Если в Кремле и в Администрации работают, это не значит, что хорошие. Там все меняются.

— Борис Фатеевич, а вы откуда знаете? — Протянул Матвей, хитро сощурившись. — Вы же там не работали.

— Опыт, друг мой, опыт.

— Сын ошибок?

— Да, именно. А если серьёзно, мне бы хотелось свежей струи в управлении, Матвей, понимаешь, и ситуация сейчас к тому.

— Кризис?

— Да. Многие конкуренты сейчас сразу обанкротятся, и мы можем, если не начнём работать не на вал, а просчитывая и на качество. Мы же россияне с тобой, Матвей, нет? — Матвей определённо кивнул головой, а кто же, естественно. — Россиянами и будем. — Заключил Волков. — Туфту нам гнать нельзя. Хватит. Напортачили тут. Вместо масла высшего качества — маргарин, Стыдно. Я не такого дела хотел. С другого начинал. На людей нужно работать, Матвей, на них. На простых, нормальных. Они не виноваты, что постоянно впросак с нашими правителями попадают. Из одного политического кризиса, в дефолт, из дефолта в другой. Ещё и мы тут! А там, в Кремле и на Старой площади всё нормально, им кризисный барьер преодолеть, как нам с тобой два пальца… — Волков на секунду запнулся, нашёл подходящее сравнение, — эти вот стулья перед столом местами поменять. Раз плюнуть. Да они сами такие ситуации создают. Специально! По другому они работать не умеют. Им негде учиться, да и не у кого. С народа последнее снимают… Для этого большого ума не надо, Матвей, да и проще. Для этого у них целые институты на подхвате. И карманная партия. Знают, в каждом кризисе есть свой навар, и свои разводящие. Так нет?

— Не знаю, наверное.

— Так, так! К этому есть мудрое выражение, может быть слышал: для кого война, а для кого…

— Мать родная… — обрадовано дополнил Матвей. — У нас папа иной раз так говорит про этих… — Матвей неожиданно стушевался, этих не обозначил, но закончил с вызовом. — Он хороший, да!

— Я не спорю, может быть. И я же про то. А у тебя есть деловая хватка, Матвей. Ты человек другого времени, другой эпохи, у тебя взгляд другой… Если не будешь за папеньку своего прятаться или дядю, конечно. Пусть для них это будет секретом. Нашим секретом. А когда фирму поднимешь, тогда и… Утрёшь им нос… Я думаю, они рады будут тебе. Как думаешь, сможешь?

— Тайну сохранить?

— Да.

— Запросто. Я тайны люблю. Это вообще в кайф.

— Кстати, тебе кое-что в лексиконе поменять придётся.

— И в прикиде тоже, в смысле в одежде?

— В одежде нет, а вот в производство окунуться, в работу, в учёбу…

— Так я же этого и хочу.

— Не боишься?

— Я? Ничуть. Мы — Майские-Гладышевы…

— Ладно-ладно, — с улыбкой, рукой остановил Волков Матвея, — я понял. С чего начнёшь?