Честь бойца

– Сколько? – спросил Прапор сорвавшимся голосом и тут же сунул в рот сигарету, поспешно щелкнув зажигалкой.

– Много, три-пять миллионов, целый «кубометр долларов». Вам предлагаю половину.

– Почему половину? – возмутился Пистон, но тут Сэнсэй спросил настороженно:

– Откуда такая информация, мсье Дусон?

– Два года назад на Корсике я познакомился с одной очаровательной девицей. Она работала оператором в Национальном банке Франции. Луиза рассказала о небольшом московском банке, через который проходят средства за проданный на Западе русский металлопрокат. В Москве они получают доллары, там же переводят их в рубли. И «деревянные» отправляют на металлургические комбинаты. Когда я уволился, то приехал в Москву и разыскал этот банк. Эта милая конторка называется банк «Глобал Инвест», и доллары они получают раз в месяц. Это ответ на второй вопрос. А на первый, почему половина мне: я не только нашел банк, но и человечка в этом банке. Теперь мне известно все. Когда доллары прибудут, когда их повезут в ЦБ на обмен и каким маршрутом. Но за это мне придется заплатить хорошие деньги «своему человеку». Кроме того, экипировка, транспорт тоже будут стоить денег. Хотя, если честно, конечно же, львиная доля все-таки отойдет мне.

– Зачем тебе такие деньги? – с издевкой спросил Бодун.

– На островах Новой Каледонии можно вложить эти деньги в туристический бизнес. С миллионом баксов можно стать владельцем приличного отеля и жить, больше не рискуя своей головой. Через три года я таким и буду. Через пять лет, когда у вас кончится первый контракт и вы, возможно, вдоволь наедитесь солдатской баланды, с деньгами тоже сможете устроиться где угодно. В Таиланде выращивать крокодилов или в Кении организовывать сафари. Мир большой, были бы деньги и голова на плечах.

– Красиво глаголешь, – усмехнулся Бодун.

– Я перед вами открылся, – произнес Дусон-Зубов, – вам решать, но только быстро. Через десять дней прибудут деньги, надо подготовиться. А то я в России засиделся. На раздумье у вас один день.

Не прощаясь, Зубов вышел из спортзала.

Несколько минут после ухода французского гостя в спортзале стояла тишина. Каждый был погружен в свои мысли. Первым не выдержал Прапор.

– Будем считать, что это глупая шутка, – со злостью гася окурок о дно пепельницы, произнес он.

– Это почему же? – возмутился Гном.

– Потому что это муть, – поддержал Прапора Бодун. – Возьмем броневик, бабки разделим и заживем. Вот житуха будет.

– А чем тебе не нравится хорошая житуха? – не сдавался Гном.

– А тем, что этот француз – мутный тип. Вынырнул у нас, как Ихтиандр, и давай грузить, «как было бы здорово, как было бы хорошо», только и делов-то, взять деньги из инкассаторской машины, а потом живи себе припеваючи.

– Так я не понял, что тебе не нравится? – продолжал настаивать Гном.

– А то, что он нас подставляет, мы бабки срубим, а он их возьмет, и поминай как звали, – выпалил Бодун.

За время учебы в школе телохранителей и работая бригадиром, он слышал много историй о разных подставах. Хотя в словах француза о «зеленых» миллионах не было намека на подставу, подсознание сигнализировало опасность. И все же это гнетущее чувство подавлял восторг от одной мысли о миллионах долларов.

– Да кто нас подставит? Этот француз? Он один, нас пятеро, – вскрикнул Пистон, потом обвел взглядом сидящих, – четверо из которых опытные бойцы. Так неужели мы не сможем себя обезопасить?! А половина даже от трех миллионов – это полтора миллиона, по триста тысяч на каждого. С такими деньгами мы действительно можем устроиться в любом уголке мира. А через пять лет никто и не вспомнит о московском ограблении инкассаторского броневика.

– А если придется убить инкассаторов? – спросил Прапор, его голос звучал жестко.

– Не придется, – у Пистона юношеского задора было больше, чем пессимизма Прапора и Бодуна, вместе взятых. – Если мы будем обладать полной информацией, то сможем сработать настоящий план, исключающий всякую «мокруху». А заодно сможем расчистить и пути отхода.

– Уж не на твоем ли компьютере? – усмехнулся Бодун.

– А на чем же, на твоих пропитых мозгах? – огрызнулся Пистон.

Гном по-лошадиному заржал, Прапор усмехнулся. Лицо Бодуна налилось кровью. Сэнсэй поднялся со своего места, прошел через татами к дальней стене, где висел изогнутый самурайский меч – катана. Рукоятка из слоновой кости с серебряным орнаментом и перламутром. Инкрустированный клинок искрился при свете дневных ламп. Это был приз за победу в Токийских соревнованиях.

Сняв меч со стены, Сэнсэй стал выполнять упражнения кэндо. Сверкающий клинок, подобно молнии, сверкал под сводами зала. Изготовленный в конце девятнадцатого века, меч не был настоящим оружием самураев, а всего лишь дорогой подделкой, сувениром, цена которого превышала три тысячи долларов, и к мечу прилагался сертификат, подтверждающий право владения. При желании Сэнсэй мог продать меч богатому нуворишу и обеспечить отъезд во Францию всей старшей группы. Но расставаться с катаной не хотелось, с мечом он просто слился, стал одно целое, а разве можно продавать часть себя.