Честь и бесчестье нации

А еще режиссер внушает зрителю мысль, что его герой абсолютно ни в чем не виновный человек. Может быть, но вовсе не обязательно. А между тем уже долгие годы нам внушают: все, ну абсолютно все репрессированные в 30-е годы были ни в чем не виноваты. Этот догмат недавно еще повторил военный историк Н. Куманев, известный живостью ума: "Архивы империалистических разведок не подтверждают исторических разоблачений у нас "шпионов" тех лет. Никто (!) из абсолютного большинства погибших в те годы, не были врагами народа и изменниками". Он, видите ли, обшарил все архивы империалистических разведок и пришел к выводу, что шпионы против нашей страны были сплошь "шпионами" в кавычках.

Удивительное дело! Наших разведчиков было на Западе не мало, причем это не только советские граждане, как Зорге или Маневич, но и граждане самих западных стран. Чего стоит один только Ким Филби, второе лицо английской разведки. А ведь за ним целая вереница: Гай Берджесс, Дональд Маклин, Джордж Блейк, Блант… И так вплоть до недавно схваченных в США супругов Эймсов. А у нас, твердит ученый демократ Куманев, как сейчас нет врагов, так и тогда не было. Ну, подумал бы вместе со своими учителями: если сейчас, едва лишь началась "перестройка", столько повылезло самых лютых врагов советской власти и социализма, до этого бывших сытыми и тихими гражданами супердержавы мира, то как же не быть этим врагам 60–70 лет тому назад в стране нищей, слабой, но опасной своим красным строем для окружающих и заморских стран! Тем более что были еще совсем не стары многие из тех, кто пострадал от революции. С другой стороны, решительная линия партии на индустриализацию и коллективизацию вызывала столь же решительное сопротивление даже у бывших единомышленников. Трудно представить более благоприятную обстановку для роста шпионажа в пользу других держав… И ведь таких куманевых не убеждает даже все набирающее сил НАТО.

Таким образом, в фильме Михалкова гораздо меньше того, что кажется самому и тем, кто выдал ему премию: там не "разоблачение культа личности", что давно уже осточертело, а "всего лишь" избиение манекенами то ли виновного, то ли невиновного комдива и убийство этими же манекенами в шляпах шофера, но ни тому, ни другому эпизоду ввиду их полной несуразности поверить невозможно.

Однако все равно невозможно не дать "Оскара" тонкому художнику, который во всю прыть своего дарования живописует, как шестьдесят лет тому назад при коммунистах не экономику уже выводили на первое место в Европе, не культуру народа поднимали, не к великому пушкинскому юбилею готовились, а били до полусмерти, бросали в неволю прекрасных людей, на дорогах, будто куропаток, безнаказанно стреляли подозрительных. Как не дать лучшую премию, когда таким фильмом тонкий художник очень ловко, порой даже занимательно отвлекает граждан своей страны да и других стран от того, что ныне при Ельцине да Черномырдине безнаказанно бьют и убивают, а они, радетели, не только ничего не способны сделать, но и сами занимаются тем же, убивая в Москве сотни, в Чечне тысячи… "Оскара" ему!" Оскара"! Так и получил Михалков Третий свою высокую награду. За то же самое, что и Солженицын, Горбачев, Шеварднадзе, Черномырдин. И как всем им, никогда не отмыться от нее.

К симпатягам с липкими руками

Но и "Оскара" Михалкову оказалось мало. Вон папа-то был депутатом Верховного Совета три срока. А чем хуже сын? Как раз приближались выборы в Госдуму. И он решил стать депутатом. Как сказал поэт, "носом, хорошеньким, как построчный пятачок, обнюхал приятное газетное небо". Обнюхал и подался к А. Руцкому. С ним Никита давно и крепко дружил, в знак чего однажды подарил ему какие-то необыкновенные ручные часы. Но очень скоро понял: это пустой номер, просчитался… Стал искать другого покровителя. А как же старая мужская дружба? По-Божески ли это — бросать друг друга в суровый час испытаний? А!.. Бог-то Бог, да и сам не будь плох. А уж кто-кто, но он-то совсем не плох. Его отец рассказывает: "Мои сыновья воспитывались средой, средой искусства. Она формировала их мировоззрение и характер. В нашей семье бывали крупные художники, мастера слова, пианисты, артисты… Мои ребята с детства общались с пианистом Софроницким, Рихтером, артистом Москвиным, Алексеем Толстым, Эренбургом. Среда их воспитывала".

И вот воспитанник Софроницкого, ученик Рихтера, почитатель Москвина, наследник Толстого, адепт Эренбурга снова обнюхал газетное небо и пришел к выводу, что нет ничего надежнее и перспективнее, чем черномырдинский "Наш дом", хотя ясно же, что туда его воспитатели не постучались бы, ибо, как говаривали деды, хорош дом, кабы не черт в нем. Но что такому герою черт! И вот он уже в "Доме"…