Честь и мужество. Рассказы о милиции

Скрежетнул запор, тихо звякнул замок. Валентина стояла в дверях. На ней был коротенький зеленый халатик, шлепанцы на босу ногу, светлые волосы всклокочены, на лице ни следа грима. «Никуда, значит, не собирается», — обрадовался Вадим.

— Ты? — Она задумчиво смотрела на него. — Заходи. Только ненадолго, я спать рано лягу.

Сорокин прошел за ней в конец коридора, уверенный, что, по крайней мере, две пары соседских глаз проводили его, глядя сквозь дверные щели.

— Сядешь? — спросила она, указывая глазами на зеленое кресло с обшивкой, до лохмотьев ободранной котом.

— А может, стоя будем разговаривать? — зло бросил Вадим и сел.

— Лишь бы покороче.

Валентина присела на краешек стула, и все-таки голые коленки далеко выползли из-под халатика. Она посмотрела на них, потом на Вадима.

— Выкладывай. Я вижу, что ты не просто так.

— Сейчас выложу. — Вадим сощурился, довольный, что уест-таки Валентину. — Прошу, пани… Это тебе презентик, так сказать…

Он медленно отстегнул медную пуговку, вынул из кармана батника плоскую коробочку, формой похожую на пудреницу. Развернул фирменную бумагу с рекламой ювелирного магазина. На лице девушки разлилась краска, она закусила губу.

— Спрячь, можешь не открывать. Говори и уматывай.

— Сейчас выложу, — повторил Сорокин, чувствуя, что только напортил: разговор, как планировалось, не получился. — Ты все же посмотри. Красиво же!..

Он открыл замочек коробки. На голубом бархатном ложе блеснул, отразив свет люстры, золотой кулон в виде стилизованной бычьей головы на тончайшей золотой цепочке.

— Твой знак — Телец. Ты ведь майская…

Нет, равнодушной Валентина не осталась: взяла кулон, на вытянутой руке покрутила перед собой.

— Чудесная штука, — сказала она ровным голосом. — Откуда? Впрочем, я сама… — Валентина порывисто взяла бумагу, взглянула.

Вадим внимательно следил за ней, разминая сигарету.

— «Посетите магазины Ростовского Ювелирторга», — прочитала девушка с восторженностью, слишком похожей на издевку. — Ты, что ли, опять их посетил?

Она небрежно, почти не глядя, опустила кулон на стол, вынула из пальцев Вадима сигарету. Он чиркнул зажигалкой. Нехотя ответил:

— Когда же мне-то?.. Парень знакомый.

— Фарцовщик? Вроде тебя? — деловито поинтересовалась Валентина.

— Нет, не вроде меня. — Вадим вздернул подбородок. — Тем более что я не фарцовщик. Как это ни почетно.

— Значит, ты вор. — Она произнесла эти слова легко. — Такие подарки в твоем положении может делать…

— Прекрати! — В голосе его прозвучала угроза.

— Я никому не позволяю повышать голос, ты знаешь. — Она затянулась и пустила струйку дыма на Вадима. — Тебе больше подходит извиняющийся тон, не забывай. Забери свою висюльку, выкладывай, зачем пришел, и… — Она многозначительно качнула головой на дверь.

— Валентина! — Он напрягся всем телом, сжал кулаки. — Ты что, садистка? Ты знаешь, как я к тебе… Давай поженимся…

— Что-о?! — Она сделала большие глаза, хотя ничуть не удивилась, Вадим это видел. — Чьей же я буду женой, проясни? Вадима Сорокина? А кто он такой? Вернее, что он такое? Подозрительный тип, любящий шлягеры, выпивку и баб? А что еще? Ничего, мой золотой, больше ничего… Ах, не об этом я мечтала в своей девичьей кроватке! Извини, не об этом, который Сорокин. Я догадывалась, что ты не мытьем, так катаньем захочешь меня взять. Не получится! Надоел ты мне до чертиков, Вадя! Вместе с твоими подношениями. Соберу я их как-нибудь и вышлю по почте… Чтоб лишить тебя удовольствия еще раз…

— Да что же это такое?! — крикнул Вадим, вскакивая с кресла и хватая Валентину за локти. — Травишь меня, да?! Побольнее жалишь? А я все равно… Ты со мной будешь!

— Убери руки, подонок, — с отвращением сказала Валентина, сузившимися от гнева зрачками глядя в его округлившиеся слепые глаза. — Убери!

Она рванулась, попыталась встать. От натяжения верхняя пуговичка халата отскочила, обнажилась грудь. С размаху опустившись на колени, Вадим грубо притянул девушку к себе и впился губами ниже тонкой ключицы.

— Мерзавец… пусти… — Валентина качнулась всем телом, рванула руки. Стул, а с ним девушка и сжимающий ее за локти Вадим рухнули на ковер. Не столько страсть, сколько ярость руководили сейчас Сорокиным. Он пытался зажать поцелуями этот судорожно кривящийся, проклинающий его рот, ему было приятно, что Валентине сейчас больно от сдавивших ее руки пальцев, что она беспомощна перед ним — много ли толку, что извивается, бьется головой и ногами о пол?..

— Ах ты!.. — Он выругался и схватился за щеку. — Кусаешься, милашка?!

Секунды, на которую он отпустил руку девушки, было достаточно, чтобы она попыталась залепить ему острым кулачком в глаз, но он успел перехватить ее руку. Пальцы его были в крови — здорово, видать, укусила его любимая девушка Валентина.

— Если ты… Если сейчас же не пустишь… — глухо прошипела Валентина… — Я закричу так, что…

По глазам, бешеным от бессилия и гнева, он понял, что она решится, не щадя своей репутации, завопить и поднять соседей. Значит, ему придется отступить перед ней. Еще раз. Наверняка — последний.