Честь империи

Второй человек вроде бы находится на расстеленной кровати… Во всяком случае, в складках заскорузлой и побуревшей простыни угадывается нелепо вывернутая нога, а округлый предмет, закатившийся в выемку между вспоротой подушкой и съехавшим набок тюфяком, вполне может быть макушкой головы. Стена над постелью и висевший на ней простенький коврик, наполовину сорванный с гвоздей, испещрены темными потеками и разводами. Отдельные брызги долетели даже до низкого потолка. Крови так много, что кажется невероятным — неужели в человеке плещется такое количество этой драгоценной жидкости? Она повсюду, вкупе с постепенно усиливающимся сладковатым тошнотворным запахом и разлетевшимися по комнате мелкими перьями разорванной в клочья перины.

Из коридора жуткое зрелище созерцают четверо. Позеленевший и старательно отворачивающийся в сторону низкорослый крепыш — невезучий содержатель постоялого двора, — и его законная половина, цепляющаяся за плечо супруга, с болезненным любопытством заглядывая через порог. Хозяйка открывает и закрывает рот, словно намереваясь запричитать, но никак не решаясь начать.

Чуть в отдалении стоит сухопарый тип с равнодушной, слегка скучающей физиономией, отдаленно напоминающей породистую морду стареющего гончего пса. Судя по бронзовой бляхе с изображением ястреба, это местный квартальный дознаватель. Рядом с ним расположился обладатель серебряного значка с чеканным силуэтом волчьей головы, означающим власть над городскими блюстителями порядка — блондин средних лет, уроженец здешних краев либо же соседней Бритунии.

На лестничных площадках, расположенных в обоих концах узкого коридора, маются стражники. Сверху, перегибаясь через перила, таращатся на происходящее растрепанные и на удивление молчаливые девицы вкупе с прислугой.

Застывшая живая картина приходит в движение при появлении гвардейца, несущего на отлете свой зловещий трофей.

— Вот, извольте видеть, рука, — чуть невразумительно докладывает стражник. — В капусте валялась. На ней кольцо — дорогое, с самоцветом…

— Еще что-нибудь нашли? — осведомляется пожилой дознаватель.

Стражник мотает головой, и, спохватившись, рявкает:

— Никак нет! Ищем!

— Раз кольцо — значит, нам попалась исчезнувшая конечность малопочтенного Унтамо, — вполголоса замечает владелец серебряной волчьей головы. — Остальное наверняка разбросано поблизости… Ну, кто из доблестных стражей желает прославиться, спасая бедную девицу? Рэф, друг мой, ты по-прежнему уверен, что сию особу нужно полагать свидетелем, а не виновницей случившегося?

— Я полагаю, месьор Грайтис, что сперва нужно ее оттуда извлечь и привести в себя, — Рэф коротким взмахом руки подзывает неохотно сдвигающихся с места гвардейцев и отодвигается в сторону, гостеприимно открывая им вход в пропахшее страхом и смертью помещение. — Мне также затруднительно представить, чтобы хлипкая девчонка-недомерок могла расправиться с двумя взрослыми мужчинами.

— Один из которых являлся известным гиперборийским магиком с законным, подверженным лично королем Пограничья, разрешением на занятие таковым ремеслом, — уныло завершает фразу Грайтис, — а также представлял в Вольфгарде двор Халоги. В посольстве нас заживо сожрут, когда узнают… Отчего этому ублюдку приспичило наведаться сюда, а не в приличное заведение госпожи Зифты? А, хозяин? Что он у вас забыл?

Цвет физиономии владельца «Снежной ящерицы» меняется с болотно-желтоватого на бледно-синеватый. Такой краской на жестяной вывеске изображена шкура зверя, давшего название постоялому двору. Он нерешительно мнется, локтем подпихивая супружницу — то ли ожидая совета, то ли напротив, предупреждая о молчании. Собравшись с духом, бочком придвигается к месьору Грайтису и начинает вполголоса объяснять, помогая в особенно затруднительных местах взмахами рук и выразительными гримасами. Хозяйка поддакивает, но когда стражники выволакивают из каморки завернутый в половик труп, оставляющий на полу размытую кровавую полосу, не выдерживает и убегает, негромко подвывая.

— Получается, Унтамо навещал твоих красоток почти каждую седмицу? — деловито переспрашивает Грайтис. — Желая при том близкого общения с особами как можно более юных лет? И непременно приводил с собой телохранителя, а то и двух? Они торчали под дверью или дожидались его в общем зале? Нынче все происходило, как обычно?

— Он явился незадолго до полуночи, — запинаясь, вспоминает трактирщик. — Потребовал Мави — чем-то она ему приглянулась, он уже третий раз к ней шастал — и поднялся наверх. Охранник, как водится, остался в коридоре. Вон там сидел, — он указывает на опрокинутую скамью почти напротив двери. — Перед самым рассветом как начали голосить на весь дом! Сторож, наверное, вскочил спросонья и бросился выручать хозяина. Мы-то замешкались, когда прибежали, тут уже все было… вот такое. Эти двое лежат, не шелохнутся, а девка забилась в угол и завывает.